АЗАРТНЫЕ ИГРЫ. Карты в тюрьме и в зоне - одна из немногих возможностей скрасить тягостный 'досуг', разнообразить вялотекущую. Три товарища. Игра, в которой новичку предлагают выдергивать одну из трех спичек, зажатых в ладони. Только что отстроенный Институт буддизма - предмет гордости жителей камбоджийской столицы. Его показывают всякому, кто приезжает в Пномпень. Почему рядом со столь солидным учреждением власти решили построить развлекательный комплекс 'Нага Интернешнл', понять трудно. Но он уже почти закончен, а та часть, где находится казино, работает на полную мощность. Азартные игры в Камбодже запрещены. Камбоджийцам нельзя входить в казино. Но это не значит, что игорных домов в стране нет. Они есть, и посещать их имеют право не только иностранцы, но и лица кхмерской национальности. Дело в том, что у этих людей двойное гражданство. Они граждане Камбоджи и, например, Франции или Австралии. На входе они показывают второй паспорт и их пускают. Камбоджийцы без двойного гражданства удовлетворяют страсть к игре где придется. Путешествуя по центру горда, я обнаружил несколько букмекерских контор, в одну из которых решил заглянуть. Несколько посетителей изучали какие-то таблицы, показавшиеся мне крайне сложными. Оказалось, это ига - аналог нашего спортлото. Чем больше угадал чисел, тем больше получил денег. Ставки делаются просто. На полоске бумаги нужно написать свою комбинацю, и рядом сумму, которой хочешь рискнуть. Я тоже написал несколько цифр и поставил на них всего ничего - 2 тысячи риелей, 15 рублей. В случае выигрыша моя ставка удвоится. То есть, по идее, я должен выиграть завтра 1 доллар. Кстати сказать, в Камбодже можно расплачиваться и долларами, и местными деньгами. Местные называются риели. Есть купюры по 100, 200, 500 и 1 000. Есть 5 000 и 10 000. Крупнее я не видел. В Камбодже 4 компании, которые проводят лотереи. Победителей определяет компьютер. Результаты ежедневных тиражей можно узнать и по телефону. Тем, кому не нравится, чтобы их судьбу решал компьютер или лототрон с шарами, в Пномпене тоже есть чем себя развлечь. Буквально через квартал я набрел на заведение с бильярдом. Самым, как показалось, обычным. Он действительно ничем не отличался от нашего, только кроме кия в руках игроков я с удивлением обнаружил еще и карты. Раньше я с такой игрой не сталкивался, хотя и слышал о ней. Каждый участник белым шаром закатывает в лузу цветные, номер которых должен отвечать полученным при раздаче картам. Другими словами, если у тебя восьмерка, то и выбивай восьмой шар. Валет - номер 11, дама - 12 и так далее. Выигрывает тот, кто первым выбьет все свои карты. Со мною здесь расправились в два счета. Странно, если б вышло наоборот. Мне и в карты обычно не везет, и бильярдист я никудышный. Для таких, как я, в Камбодже есть игра, успех в которой целиком определяется случаем. С ней я познакомился на набережной реки Тонлесап, возле Королевского дворца. Набережная - излюбленное место отдыха пномпеньцев. Народу здесь всегда много, и партнеров долго искать не пришлось. В ближайшем магазине канцтоваров я купил кости. Но это очень необычные кости - на них изображены краб, петух, тыква, рыба, олень, рак или креветка, не пойму. Я постараюсь научиться играть в эту хитроумную азиатскую игру. Для этого мне нужны несколько помощников. Играть мы будем не на деньги, потому что азартные игры в Камбодже запрещены. Мы будем играть на спички. К костяшкам прилагается листок бумаги с теми же картинками. Перед броском надо положить спички на любые три рисунка. Если те же выпадут на костях - спички твои, если нет - соперника. Говорят, игра эта такая же древняя, как сама Камбоджа. Участников двое. И один - бросающий. В принципе он нужен, когда игра идет на деньги, чтобы исключить жульничество. Нашему бросающему его роль быстро наскучила. Тот день был явно не мой. Похвастаться выигрышем, пусть даже спичечным, не получилось. Вообще, я так и не понял, насколько эффективно здесь работает закон, запрещающий азартные игры. В любом случае трудно поверить, что поединки бойцовых рыб, любимое развлечение камбоджийцев, обходятся без денежных ставок. Каких только боев я не видел, но о рыбьих даже не слышал никогда. Рыбы эти действительно агрессивны. Им достаточно увидеть друг друга, и они туту же начинают буквально сходить с ума. Выращивают их на специальных фермах, кормят личинками москитов, дождевыми червями. Оттенков рыбки бывают самых разных. Выращивают их как для внутреннего рынка, так и на экспорт. Хорошая бойцовая рыбешка стоит в Пномпене никак не меньше 3-5 долларов. Но те, из которых выбирал я, отдавали по тысяче риелей за каждую, то есть по семь рублей. Цена определяется главным образом размером, хотя знатоки руководствуются не только им. Из бутылки моего избранника перелили в пакет. Теперь моему гладиатору нужно было найти достойного соперника. Кстати, для поединка годятся только особи мужского пола. Агрессия в них просыпается, когда в банку попадает самец того же вида. С аквариумными рыбками другой породы бойцовые вполне уживаются. В тайне надеясь на чудо, я наблюдал, как в банку к моему хиляку запускают настоящего монстра. Рыбий бой оказался зрелищем не бог весть каким занимательным. Я-то представлял себе, что увижу схватку эдаких маленьких пираний: вода, окрашенная кровью, вырванные плавники, брызги во все стороны. Ничего похожего. Бой может длиться полтора - два часа. Не могу понять, что в этом интересного. Но местным жителям все это нравится. Они все принимают близко к сердцу, комментируют, шутят. Пока длится поединок, можно спокойно пойти погулять и вернуться уже к концу, чтобы наблюдать трагическую развязку. Но камбоджийцев от банок не оторвешь. Моя рыбка продержалась недолго, минут двадцать. Рыбки много двигаются. Им нужно много кислорода, поэтому они высовывают мордашки из воды, хватают воздух, и тот, кто делает это чаще, обычно и проигрывает. Моя рыба перестала сопротивляться, убегает от соперника - она считается проигравшей. Для меня так и осталось загадкой, откуда у излучающих миролюбие камбоджийцев такая страсть ко всякого рода поединкам. Соревнования по тайскому боксу собирают в Пномпене полные залы. Вообще-то, этот вид спорта родился в Таиланде, поэтому во всем мире его знают как тайский бокс. Но в Камбодже бокс называют кхмерским, так как считают, что придумали его кхмеры, чтобы обороняться от тайских солдат. Здесь это национальный вид спорта. В стране действуют десятки клубов, в которых тренируется масса народа. Известные бойцы здесь такие же народные кумиры, как в Европе футбольные звезды. Редкий бой не завершается нокаутом. На сегодня жестокостей мне более чем хватило, и я отправился туда, откуда утром начал прогулку по городу, к развлекательному центру 'Нага'. Напротив него находится парк аттракционов. Он начинает работать с 6 вечера, когда спадает жара. В Пномпене есть чем заняться в выходные дни. Можно посмотреть на бойцовых рыбок, сходить на бокс, поиграть с друзьями в карты, кости или бильярд. Я решил закончить воскресный вечер в парке аттракционов. • • © Copyright ( [email protected]) • Размещен:, изменен:. •: • • Скачать Оценка: Ваша оценка: • Аннотация: Марика - служанка в доме пастора в небольшом сонном городке. Ей приходится бежать прочь, когда на горизонте появляется знакомый храмовник из Пиньи, места, где она когда-то жила, и о чем совершенно не хочет вспоминать. Впереди Демей - крупный город, радужные перспективы, новые знакомства и новые опасности. ЗАВЕРШЕНО Вместо пролога. Если ты читал книжки про могучих воинов и прекрасных дев, про мудрых правителей и могущественных магов, совершенно сказочных гномов и еще менее реальных и еще более сказочных эльфов. Если ты все это читал, это совершенно не значит, что они будут тебе рады. Как-то всегда получается, что уж если ты попал в другой мир, то сразу во дворец к королю, ну или там, в гущу магического сражения, или на худой конец в пьяную потасовку в каком-нибудь сомнительном кабаке. Пардон, в таверне. И сразу все вокруг тебя начинают суетиться, устраивать тебе жизнь; оказывается, что тебя давным-давно все ждали и вот сейчас они допьют пиво и все вы пойдете спасать этот волшебный мир! По дороге оказывается, что в тебе сокрыты удивительные способности, которые ставят тебя на одну ступень с великими героями сказаний, а рядом скачущий принц, твой боевой товарищ, безумно в тебя влюблен и готов положить полцарства к твоим ногам. Вторые полцарства вы отвоюете у его заклятого врага, а по совместительству сводного брата, уже после свадьбы. Шесть лет прошло. Принца не видела. Сводного брата тоже. Ну, что тут скажешь? Не сложилась моя героическая судьба. Глава 1 Госпожа Марика собственной персоной. Как по мне, жизнь в городе, пусть даже и в забытом всеми богами Чимене, разительно отличается от деревенской, и не сказать, что в худшую сторону. Первая же косовица, на которую за общей никчемностью в пекарне отправили меня хозяева, дала ясно понять, что продолжительность моей жизни в этом мире будет уменьшаться с каждым новым урожаем на благодатной земле Пиньи, что на правом берегу Сорена. Или вот молотьба льна и ржи, пыльная работенка, после которой я кашляла что шахтер еще месяц. Это на юге, ближе к стольному Арнгену, уровень цивилизации и механизации дошел до молотильной машины на угольном ходу, а у нас в глубинке все по-простому, ручками-c. О, жизнь в городе - сказка! И пусть бытие единственной служанки на весь дом не курорт, да и помощь в приходе отнимает силы и время, но, скажу я вам, после пяти лет батрачества, чувствую, будто порхаю аки опереточная горничная в нарядном передничке с метелкой для пыли в руках. Мне, нежной фиалке, не знавшей тягот физического труда, было девятнадцать лет (по местным меркам перестарок, конечно), когда продавшись в услужение господину Октаву-пекарю, я впервые столкнулась с тремя вещами: невозможной усталостью на грани немощи, хроническим недоеданием и страстным желанием сбежать любой ценой. И двадцать четыре, когда я все же покинула этот прелестный край пасторальных пейзажей, златокудрых пастушек и мужественных жнецов. Почти по собственному желанию. День так хорош, так одуряюще пахнет весенней свежестью, что не хочется тратить его на грустные воспоминания, два года уж прошло. Солнце пригревает сквозь легкие шторы на кухонном окне, в плите томится рагу из баранины, медная турка с кофе зовет своим божественным ароматом присесть к столу и, наконец, позавтракать. Как-никак с пяти утра на ногах, но я привычная. Его преподобие господин Бошан сегодня отбыли рано, уже в девятом часу я была предоставлена самой себе. Ну как себе, в столовой подмети, посуду помой, золу выгреби, каминные решетки почисть, постели перетряси, обед приготовь. Как обычно по списку. Но ближайшие полчаса мои! Негромко тикают настенные часы в гостиной, скоро будут бить одиннадцать, а значит, засиживаться нельзя, пора накрывать к обеду, чтобы к приходу господина Бошана еда уже дымилась на столе, поджидая голодного и уставшего хозяина. Он у меня любит порядок, все по канону - служитель культа. Прием пищи всегда по расписанию, как и все приходские дела. Утром, съев разве что тост с маслом и медом да запив крепким травяным настоем, убегает к своим страждущим беднякам, немощным старикам и больным духом. Обед в полдень, часовой отдых, и в Храм, для молитв, приема прихожан, ритуальной службы, к шести на чай с городскими благодетелями, в восемь ужин. Таким образом, я, Марика, справившись со всеми своими домашними рутинами, могу и орехи на ступеньках дома погрызть и ликера у соседки выпить, и книжку в библиотеке хозяина почитать, обучена. За годы в услужении я утвердилась в мысли, что работа в доме никогда не переведется, и если тебе кажется обратное, то, скорее всего, ты просто что-то недоглядела. Так что либо ты загонишь себя в могилу, чистя, драя да натирая, либо как мудрая женщина, отложишь на завтра то, что не мозолит глаза. Сегодня у меня настроение просто помечтать. Примостившись на высоком табурете у распахнутого окна, раскладываю прямо на широком подоконнике-столешнице свой завтрак сибарита. На тарелке с голубой каймой дымятся два кусочка жареного бекона, немного бобов в томате, чуть присыпанные мелко порезанной душистой зеленью с грядки на заднем дворе, румяный тост с тонким-тонким слоем сливочного масла. Все непременно на яркой льняной салфетке. Себя надо любить. Чашка свежезаваренного кофе в руках. Первый глоток и блаженство растекается по телу. Свежий ветер чуть хлопает раскрытыми ставнями. 'Не закрепила', - ругаю себя, приступая к трапезе. Погода сегодня уже совершенно весенняя, пусть снег и сошел не до конца, а на прошлой неделе мело как в середине зимы. Уже не за горами теплые деньки, когда можно будет не спеша пройтись по рынку, разглядывая и перебирая первый урожай - редис, лук, шпинат, кресс-салат. Чудесный, пряный томатный соус капает прямо на фартук, с застывшей у рта вилки падает порция еды, а в следующий момент и сама вилка со звоном отправляется на только что вымытый мною пол. Желудок сводит спазмом, а спина начинает зудеть старыми шрамами: вниз по Сиреневой улице знакомой дерганой походкой, будто цапля клюет, вышагивает господин Кампуа, храмовник из Пиньи. Сутулая фигура с заложенными за спину руками направляется явно в сторону дома моего благодетеля и приходского главы Чимена. Будь он неладен! Вскакиваю с табурета, в голове разбегаются всякие здравые мысли, и чувствую, как подступает паника, - куда бежать, где скрыться? А тем временем гравий на подъездной дорожке скрипит под его ногами, слышу, как он обстукивает сапоги на крыльце от комьев налипшей грязи, как прокашливается, дергает за веревку звонка и тут же оглушающим, как мне кажется, набатом тренькает колокольчик в пустой прихожей. А я так и стою, будто вросшая в каменные плиты кухонного пола, не смея вдохнуть, не смея шевельнуться. Проходит с минуту, слышатся переминания у парадного входа, рвет шнурок резче, громче, видно нервничает, злится. Притаившись мышкой, выжидаю. Кажется, хочет войти в дом с черного хода! Бесшумно метнувшись к двери во двор, что ведет к колонке и моему скромному огороду, двумя пальчиками запираю дверь на хлипкую щеколду, поставить засов уже не успею. Сквозь щель под дверью пробивается солнечный свет, и я отчетливо вижу, как тень от пары сапог падает на порожек, как дергается дверная ручка, раз, еще раз. Господин Кампуа в своей привычной манере - сначала ломиться, а потом стучать (вдруг застанет кого за предосудительными делами, вход-то для слуг). Былые воспоминания будят во мне злобу, и страх немного отступает, а виновник испорченного утра, кажется, смирился со своей неудачей и уходит. Но взгляд падает на аппетитный натюрморт у окна, и я понимаю, что не заметить всей этой красоты незваный гость не мог, слишком уж вызывающе выглядит красная салфетка на белом свежеокрашенном подоконнике. Что мне делать?! Ну, ушел он сейчас, но вернется через час-другой, да в компании господина Бошана, и тогда гореть тебе, Марика, ярким пламенем на главной площади Чимена. Какие черти принесли его в этот город? Не по мою же душу! Так соберись, час времени у тебя есть. Час, всего час. Два года назад все мои вещи уместились в небольшой узелок из старого платка: сорочка, деревянная плошка и гребень. Сейчас гардероб немного разросся, но весь мой нехитрый скарб поместится в мешок из наволочки: одежда, туфли и мелочи вроде тесьмы, приснопамятного гребня да булавок для чепца. Господи, зачем мне эти булавки!? В вышитом синими нитками кошельке звенят монетки, мое скромное жалование, пересчитываю. Ярмарка в городе идет уже четыре дня, окрестные умельцы и мастерицы выставляют все что соткали, спряли, сколотили и вытесали за долгую зиму. Но теперь я радуюсь, то так и не выкроила времени забежать прошвырнуться по торговым рядам, спустила бы все и не заметила. Но денег мало, их всегда мало. На кухне, где так и стоит чашка с давно остывшим кофе, хватаю буханку хлеба и в нерешительности замираю. Это уже воровство? Нет, дорогой хозяин должен мне за эту неделю, а я лишь возьму натуральным продуктом. Чуть не забыла! Успеть бы сервировать обед. Мое отсутствие за трапезой еще может пройти незамеченным, так как приходские дела часто выгоняют из дома. То помочь разнести еду одиноким старикам, патронат над которыми взял на себя мой благодетель, то сбегать по надобности к аптекарю или в бакалею, кому за мешочком чая или орехов, кому за притиранием от ревматизма, да разнести покупки неходячим. Вообще господин Бошан - человек, который свято верит в милосердие и не только на словах, в этом я убедилась на собственной шкуре. Надеюсь, он сможет понять меня или, по крайней мере, не судить слишком строго. Часы на высокой башне ратуши бьют полдень. Госпожа Марика снова в бегах. Испорченный обед господина Бошана. Господин Бошан глубоко вздохнул и в очередной раз принялся считать до десяти. Лишь благодаря своей маленькой медитации он еще мог противостоять искушению, треснуть десертной ложечкой по выпуклому лбу этого назойливого и абсолютно не тонкого мессира Кампуа. Поморщившись, его преподобие отодвинул тарелку с остывшим рагу - два проглоченных кусочка баранины, уже покрытые слоем белого жира вот-вот встанут колом. Обед безнадежно испорчен. И ужин, как он начал только что понимать, не предвидится. Вот уже второй час докучливый деревенский храмовник жаловался на высокомерность здешнего попечительского совета, не давшего ему остановиться в комнатах при Храме, видите ли, саном не вышел. Прошелся он и по местным кумушкам, что на торговой улице громко попросили его идти куда шел, не отлагая ни минуты, в ответ на замечание об отсутствии смиренного поклона его сутане. Шумные мальчишки, шатающиеся без дела, тихий местный пьянчужка, обдавший винными парами, грубые приказчики в лавке и венец всему, апофеоз наглости - его, господина Бошана, служанка. Как ни прискорбно это осознавать, но преподобный айн пригрел на своей груди змею, блудницу парисейскую, неблагодарную лицемерную мессалину. Чуть хозяин за порог, как та привела в дом хахаля. В дом священнослужителя! Как он об этом узнал? Утром давеча приходил мессир Кампуа засвидетельствовать свое почтение господину Бошану и, не застав того, отметил подозрительное шуршание на кухне. Парадную ему никто не открыл, с черного хода никто не ответил, но он явственно слышал шуршание складок накрахмаленной юбки. Его служанка крахмалит нижние юбки? Наверняка, это была она, да не одна, а с полюбовником! О, с попустительства господина Бошана. Нет-нет, за несчётными заботами приходскими не разгадали вы личины той, кому дали приют стены святого дома! Вам непременно нужен младший айн в причте, дабы разделить тяготы ноши главы благочиния, и если за суетными делами не получается уделить больше времени пастве, он, мессир Кампуа, сможет оказать посильную помощь в деле смирения грешных душ. О, в этом он мастер! Зло, гниль, даже малейшую червоточинку он распознает сразу, стоит глянуть на агнца. Ни один волк под шкурой овцы не ускользнет от его наметанного глаза. И пусть доселе он сражался со тьмой лишь в маленькой сельской общине, но какие дела он распутывал! Вот, например, лет семь назад на пролетье, как сейчас помнит, появилась в их краях бродяжка из Антуи. По местному не понимает, одета в рванину, моль бледная, одни волосы огнем горят - рыжие значит. Айн Кампуа сразу почувствовал неладное, дар подсказывал - с дурными помыслами пришла к ним эта девица, но староста, чьи глаза потеряли былую наблюдательность, а сердце и разум размягчились в преддверии вечности, приютил. В те годы волна переселенцев с юга, что ныне заполонили Анселет и Виверин, не задерживаясь в перенаселенной вечно страдающей засухами Паисане, только-только набирала обороты. Не переполнилась еще чаша терпения, не накопилось то раздражение, которое теперича испытывают коренные жители при виде грязных оборванцев, бредущих по дороге на север. Тогда все больше жалели и сочувствовали. Вот и деревенские посовещавшись дали кров и работу - на, пожалуйста. И что вы думаете? Не прошло и месяца, повалились градом на край их доселе благодатный несчастья: то мор на скотину, то пожар, то склока в доме уважаемом, но хуже прочего - большая засуха. Да такая, что пришлось из города мага выписывать, чего последние лет десять делать не доводилось. И не успел достопочтенный мэтр начать ворожить, так, показал деревенской ребятне пару фокусов, как случился у девицы той припадок, упала наземь и билась в конвульсиях. То скверна души ея на магические движения отвечала, ведь, как известно, волошба темной природы. Никто айна тогда не послушал, но дал он себе зарок глаз не спускать с подозрительной чужачки. Постепенно и местные стали замечать, что чурается она сверстниц, от молодцев нос воротит, а сама глазищами так и стреляет, пройдет по улице - молоко киснет, на реку стирать отправится, так гроза идет. Долго выслеживал ее айн Кампуа, пять лет у него под носом подолом крутила, пока не поймал с поличным, когда у воды нечисть звала. По всей форме допросил - созналась, и решено было наутро ее перед Храмом огню предать, но только сбежала. А с тех пор по округе страшное творится, то ребенок пропадет, то колодец опустеет, то болезнь целый двор выкосит. Это все ведьма бесчинствует. Два года Пинья и окрестности в страхе живут, просят о чуде, но, вы же знаете, бедняков боги слышат хуже и реже. Дошли до того, что старосту надоумили снова мага звать! Вот его, господина Кампуа, человека искушенного в усмирении темных сил, и направили в Чимен за магом. Да видать тут его преподобие сам еле справляется, отпустит ли ворожника своего? Ежели что, Кампуа готов остаться заместо мага, авось и приживется? По ходу рассказа сельского айна, внимание приунывшего было господина Бошана полностью сосредоточилось на повествователе и его словах. Мысли о еде улетучились, и включились профессиональные навыки. Грешен, грешен, его преподобие. В чревоугодии своем упустил что-то важное и теперь пытается нащупать эту нить, прислушаться к собственной интуиции и понять, что же из пространного монолога этого фанатика Кампуа резонировало с его собственными сомнениями? И снова вы ярлыки вешаете, ваше преподобие! Раздражение от несостоявшейся трапезы, не иначе. Надо что-то с этим делать! Кивком головы попросив собеседника не прерываться, господин Бошан встал за стоявшим на маленькой плитке кофейником. Разлив напиток себе и гостю, перебрался в любимое кресло у камина, пригласив так же жестом проследовать за ним. Устроившись в большем комфорте, нежели на жестком стуле над тарелкой остывшего обеда, его преподобие почувствовал прилив сил и сбросив остатки раздражения, сосредоточился на своем госте. Дав волю воображению, мессир Кампуа расписывал, как хорошо они заживут в Чимене работая плечо к плечу на благо прихода, и господин Бошан его не останавливал, вовремя кивал и сохранял участливое лицо, а сам же прикидывал вероятность того, что это чудовище из Пиньи и заморыш, которого он подобрал одним дождливым осенним днем на проселочной дороге в пустоши - одно лицо. Северяне в основной массе своей белобрысые или русоголовые достаточно блеклые люди, хотя попадаются и чайные розы, и нежные бутоны. Мессир Бошан в молодости своей был тем еще коллекционером подобных цветочков, но с принятием сана поумерил свой пыл, лишь глубоко внутри себя оставшись тонким ценителем прекрасного. Рыжая, говорящая с южным акцентом, синеглазая ведьма. Это как фотокарточка - по одному описанию можно установить личность. Скорее всего, ошибки быть не может. Надо еще раз навести его на эту тему. Да-да, Кампуа. Помню, слышал, о вас говорили в епархии. Приободрённый гость лоснится от удовольствия, его знают даже там, наверху. Что ж, хватило одной фразы, чтобы он размяк и переключился с этой бредовой идеи о переводе в Чимен. Господин Кампуа, расскажите подробнее об этом вопиющем случае с одержимой темными бесами южанкой в вашей общине. Действительно ведьма? По каким признакам? И что же дознание, подписала протокол допроса? Ну немудрено подписать, после того, как получила две дюжины плетей. Айн по призванию, по зову дара, а не усердием высидевший свой сан за партой в семинарии, господин Бошан не любил допотопных методов воспитания паствы, предпочитая тихую беседу с предполагаемым грешником. И чаще всего оказывалось, что блудница оговаривалась разгневанной соперницей, а на колдуна возводил напраслину менее удачливый конкурент. На прочих же упрямцев и нужен был дар. Вот и сейчас перед глазами его преподобия, полыхали вовсе не языки трескучего огня в камине, а красная грязь дороги из Арнгена в Керис. Двумя годами ранее. Пятые сутки тряски по намечающемуся осеннему бездорожью, восьмые в пути. А все потому, что пришлось сделать крюк: на постоялом дворе его буквально за край серо-бурой от пыли дорожной хламиды поймал шустрый сельский голова. Тут рядом, мол, час или два пути, вот уже месяц как преставился айн, да никто не шлет нового, а между тем и деток осенью народилось, веселую свадебку и не одну хотят сыграть, да скрепить договор продажи, да. В общем, без вас, ваше преподобие, никак! Оказалось, что не час-два конным, а все четыре груженой упряжью, да с учетом состояния колеи и тяжелого похмелья возницы. Ведь ехал, понимал, что дня на все не хватит, ну да богатый стол на 'веселой свадебке' компенсировал вынужденную заминку. Было пасмурное утро, и отнюдь не бодрящее холодком, а пробирающее до костей порывами ветра с изморосью. Влага, влага повсюду: она слышалась под копытами лошадей в чавкающей грязи, стекала по стенкам кареты крупными сверкающими каплями конденсата, ею, парившей вокруг мельчайшими частицами, можно было дышать как воздухом. Отсырело и стало бесполезным шерстяное одеяло, которым господин Бошан пытался укрыться от неуютного окружения. Несмотря на монотонность пейзажа пустоши и размеренную качку, никак не удавалось задремать, поэтому, когда экипаж вдруг остановился, утомившийся путешественник чуть было не осквернил уста свои непотребными словами, предвкушая очередную дорожную напасть. Послышалось недовольное ворчание кучера, но тот не торопился слезать с козел, и господин Бошан, откинув кожаную штору, защищавшую салон от брызг грязи, ветра и дождя, выглянул наружу, тут же получив изрядную порцию холодной мороси в недовольное лицо. К обочине, тяжело переставляя ноги и слегка пошатываясь, отошла женщина. Кутаясь в платок, который прикрывал голову и плечи, но едва ли спасал от непогоды, она прижимала к груди узелок с вещами. В таком разве что образок да плошка уместятся. Стеклянный взгляд, устремленный под ноги, платок перехватывает под подбородок потуже, на карету и не смотрит, лишь посторонилась к обочине, чтоб не затоптала упряжка. Измотанная бродяжничеством, не замечающая уже ничего вокруг, она, кажется, даже не осознавала, что повозка, которую она заметила в последнюю минуту, остановилась. Удручающая картина, которая тронула бы сердце даже самого черствого сухаря, если б не одно. Юг Анселета был наводнен попрошайками и бездомными скитальцами вроде этой - беженцами из солнечной и некогда цветущей Антуи, где, как писали газеты, в последнее время было неспокойно. То ли гражданская война, то ли революция, кто их, горячих импульсивных южан разберет, но местные жители, поначалу сочувствовавшие хотя бы замученным бродячим образом жизни женщинам и детям, теперь только недовольно морщились, стоило одинокой фигуре в запыленном плаще появиться на горизонте. Беда бедой, а всем не поможешь. Так и эта бесприютная уже не ждет щедрот от проезжающего мимо экипажа, раз даже не пытается подойти, небось, получала и не раз хлыстом от извозчика, чтоб не совалась к приличным людям, вон торчат из-под намокшего платка тощие руки в синих полосах-ссадинах. Храм учит быть милосердным к ближнему своему, духовными и телесными делами следовать добродетельному пути. Но за последние годы паства разбрелась, не видят больше чуда, не верят в него. Дорого стало быть услышанным. Назначение в Чимен его преподобие принял всего месяца три назад, но уже кое-что подметил. Прихожане, будь они одеты в нарядные кружевные чепцы и шелковые галстуки или в единственную чистую рубашку да шитую-перешитую юбку, уже давно не заходили в ту часть Храма, где на высоком жертвеннике, окутанном аромата ладана и благовоний, высится отполированная тысячами ладоней одна из пяти чаш. Или условно верующие, ходили на проповедь, подавали на паперти и раз в десятину постились, но все реже обращались к айну за советом, помощью в нужде, горе или болезни, не просили его более обратиться к богам за справедливостью или ответом. Иногда после службы господин Бошан нет-нет да и замечал одинокий силуэт у входа в алтарь: воскурит такой страждущий свой фимиам, постоит в дыму у чадящей треноги, да покинет святилище, не переступив порога. Может быть, кто-то из них и хранил драгоценную монету глубоко в сундуке под стопками вышитых льняных скатертей, свертками с фамильным серебром, рядом с бабушкиной брошкой с изумрудом. После войны Анселет лишился последнего месторождения смильта, промышленные кондиции прочих никуда не годились, и чеканка сакральных монет-медальонов прекратилась, свернулось всякое производство святых чаш и кубков. Не несли больше в Храм даже смильтову пыль, чтобы просить о светлой судьбе новорожденному. Люди здесь потеряли веру, надежду и скоро лишатся самого главного, но не потому, что волшебный металл почти вышел из оборота, не потому, что нечего положить на дно священной чаши и просить о невозможном. Все дело в самих людях. И айнах, среди которых теперь слишком много бывших алтарников, в юности видевших, как творится волшебство, но не имеющих и грана дара и еще меньше истиной веры. Скоро и эти переведутся. Пока господин Бошан предавался философским мыслям о людях и судьбах, кучер было тронулся дальше, но его преподобие, будто бы выйдя из транса, в который его погрузило это путешествие, энергично заколотил по стенке кареты. Чего изволите, ваше преподобие? - натягивая поводья, крикнул возница. - Подожди, Байо. Приоткрыв дверцу, господин Бошан, обратился к стоявшей неподалёку женщине. - Ты, верно, из Антуи, сестра? Бродяжка не сразу, но кивнула. 'Плохо понимает на ансельском' - подумал храмовник. - Куда ты следуешь, сестра? До ближайшей деревни на восток двадцать верст. Ты идешь в Арс? - женщина молчала. - Не понимаешь? Тут женщина подняла на него свои глаза, которые показались его преподобию невероятно яркими на бледном лице, и через мгновение рухнула в канаву у дороги. Вздохнув, он вышел из экипажа. На то он и айн, чтобы вершить чудеса своими руками и молитвами. *** Раскрасневшийся от жара камина и собственных пламенных речей храмовник больше не вызывал у господина Бошана интереса. И тот, отнюдь не сразу почувствовав свою неуместность в этой гостиной, умолк. Потребовалось минут десять вялых попыток возобновить разговор, и нежеланный гость наконец-то откланялся. Повертев пустую кофейную чашечку в руке, мужчина в задумчивости поставил ее на блюдце вверх дном. Свет Храма греет айна и его паству, но как-то все забывают, что хороший айн, а господин Бошан был очень хорош, - это, прежде всего, человек с даром, темным сердцем, сделавший выбор в пользу служения людям, а не себе. На кофейной гуще гадать дело греховное, но зачем гадать, если можно сказать точно? Как говорится, чтобы постичь глубину надо упасть. Тем временем в театре одного актера. Поросший крапивой в человеческий рост пустырь, что на окраине города, уже мелькает в просветах между налепленных как попало ветхих домишек: вверх по улочке мостятся кособокие почерневшие от времени бревенчатые избы, сараи-пристройки да кирпичные развалюхи складов со сбитыми углами. Из-за кривых как рот старухи заборов, с выбитыми досками, что дыры от давно утраченных зубов, надрываясь, лают злые дворовые псы. Чем дальше я удаляюсь от центральной площади с ее ухоженными клумбами вокруг ратуши, свежевыкрашенной оградой у богадельни и новенькой штукатуркой на фасадах бывших купеческих особнячков, тем кривее улицы, чернее переулки и безумнее мой маршрут. В тот час, когда всякий приличный человек видит уже десятый сон, я скачу резвой козочкой по самым темным и грязным подворотням Чимена - маленького городишки, выросшего рядом с некогда доходным угольным месторождением, а ныне засыпающего патриархальным болотом. Как-то раз, будучи в благостном настроении господин Бошан поведал мне: лет пятьдесят назад, незадолго до Войны, совет города заплатил нехилый куш некоему ушлому чинуше из железнодорожного министерства, лишь бы шумные грязные бесовские машины не портили их размеренную жизнь. Но пастораль длилась недолго, шахта постепенно истощалась, цена на добытый уголь росла, и отрезанный ото всех и вся отсутствием быстрого сообщения город стал хиреть. Молодые и предприимчивые потянулись в сторону шумного и богатого Демея, центра небольшой провинции на западе страны. Чимен же стал похож на огромный переспевший гриб, большой, трухлявый, никому не нужный. Дыра - одним словом. Идеальное место для беглой, если бы этот сумасшедший храмовник не испортил все мои планы. Времени на сборы было в обрез, и сейчас, переводя дух в глухой тени покосившегося сарая, корю себя о забытой паре теплых чулок, коробке с рукоделием и, о горе мне, фляге! Я вышла из дому с большой плетеной корзиной в руках, сложив туда все более-менее ценное, что успела скопить за годы при доме. Неся ее как добропорядочная горожанка, покрыв лишь полупрозрачной белой салфеткой - вот, мол, любопытные соседи, ничего не скрываю, все на виду - наматывала круги, по знакомым кварталам. Мелькнуть тут, кивнуть там. Посидеть часок за амбаром в густых ежевичных кустах, часок за старым угольным складом. Идти днем не было смысла. Покинуть наше захолустье не так-то просто, ведь в это время года проходимая дорога всего одна - тракт на Демей. Догнать пешего в начале весны не вопрос: распутица, колея едва наметилась, и с нее не сойти, увязнешь, а по окрестным лесам бродят стаи оголодавших волков, наглеющих до такой степени, что ночами таскают собак и кур на городских окраинах. Как же страшно! Но приходится разыгрывать мой маленький спектакль. Прошла лишние пару миль по затихающему вечернему городку, но к тому моменту, как солнце почти село за горизонт, десяток человек видел меня направляющейся и в хибару старого плотника, и в лачужку вдовы мельника, и к дому старухи, живущей за околицей. Госпожа Марика сегодня вся в делах. В предзакатных сумерках еще различима тропинка к колодцу-журавлю на высоком берегу реки. Я останавливаюсь: густой ракитник своими голыми плетями с едва наметившимися почками прикрывает от чужих глаз со стороны домов, с воды же можно не опасаться свидетелей - река в этом месте порожистая, судоходства как такового нет, русло вихляет как пьяный матрос по набережной. Можно сделать передышку и закончить мое представление. Вещи из корзины перекладываю в холщовый мешок из-под крупы, рву свой нарядный фартук на завязки и лоскуты побольше, пригодятся. Таак, чепец долой и переплести волосы - коса до пояса в дороге это непрактичное излишество - вместо накрахмаленного кружева старый платок. Нож извлеченный из недр самодельной котомки легко рассекает ладонь - сама точила его недавно, думала в огороде срезать первый лук да очиток. Кровь льется на песок у моих ног, от ее вида меня мутит и начинает темнеть в глазах. Соберись, сейчас не время! Один из белых лоскутов передника пачкаю алым, оглядываюсь и цепляю за торчащий из мостков у колодца гвоздь. Рука немного холодеет, натекла уже целая лужица, которую я слегка увеличиваю в размерах, растерев носком сапога влажный песок. Дальше проще - переломать ветки, примять траву в сторону обрыва к реке, еще пара следов. Вытираю остатки уже подсыхающей крови о прутья корзины и перематываю немеющую руку. Остались мелкие детали - измять корзину, кинуть рядом черепки горшка, которые я выудила из мусорной ямы, чепец вывалять и оставить в кустах у тропинки тоже с пятнышками крови. Ну, если не голодные волки, то лихие беглые каторжники, о которых судачили на прошлой неделе. Все, можно идти. С наступлением темноты я смогу никем незамеченной обойти город и двинуться в противоположном направлении, по тракту на Демей. Снова дорога. Ноги не первый десяток миль месят грязь мартовских дорог - холодную серую жижу пополам с конским навозом. Юбка промокла и огрубела от моросящего еще с середины ночи дождя, и пусть она не такая длинная, как у почтенных деревенских дам, тяжёлый подол с налипшими комьями земли мешает идти. Единственная юбка, как и единственные ботинки, кажется, безнадёжно испорчены. Иду и иду вперёд. От одного межевого столба к другому. Ещё сорок с небольшим миль, если я правильно рассчитала, это полтора дня пути, не сбавляя темпа, плюс ночной привал. Воображение рисует, что когда я дойду до городских ворот, то все мои терзания закончатся. Кажется, что там, куда я иду, механически переставляя ноги, тепло и уют. И хотя я умом понимаю, что это не так, но чувство неопределённости под крышей постоялого двора лучше, неопределенности посреди размытой дороги через это чёртово поле. Когда оно уже закончится? Лес на горизонте почти не приблизился! В городе никто не ждёт, но те несколько монет, что замотаны у меня в поясе гарантируют временный приют. Так что впереди цель - тёплая постель и тарелка горячего супа, а дальше разберемся. Я думала, что пока буду брести в город успею поразмыслить о том, что делать по приезде, как устроиться и продержаться первое время на те грошики, которые я сумела накопить. Что сказать в комендатуре, как объяснить отсутствие документов, как найти место. Но всякие мысли улетучиваются после очередной холодной лужи, в которой увязаю по щиколотку. Как заведенная пружинная кукла переставляю ноги, пытаясь удержать в голове разум. В плечи врезаются лямки мешка, наспех прилаженные, самодельные, из бельевой веревки, которую я позаимствовала на чужом дворе. Позади слышится скрип колёс - это тащится обоз с углем, обгоняя меня на разбитой дороге. Стою на обочине, пропуская телегу за телегой, груженные черным топливом, и мимо меня проплывает тепло пылающего камина, горячий ужин и дымящаяся бадья для купания. Невозможно смотреть, отворачиваюсь. Как бы мне ни хотелось, но сократить дорогу не получится, ведь стоит открыть рот и попросить подбросить до Демея, как говорок выдаст с потрохами. Даже если храмовник прибыл не по мою душу, приметы беглой он раструбил по всему пути от Чимена до Пиньи, да и айн Бошан наверняка сложил два и два. И теперь по всем сёлам и весям ищут конопатую синеглазую ведьму с неместным выговором и кровью капающей с рук и клыков. Видимо жизнь не прижала настолько, чтобы выпросить у возничего место и нагло усесться на чёрной куче. Зябко поводя плечами, стараюсь не думать о том, сколько бы могла сэкономить времени и сил. Уж лучше так, чем в кандалах и сразу на городскую площадь. Но тут буквально на границе сознания выцепляю фразу, обращённую, о ужас, персонально ко мне. Госпожа Марика, это вы? Холодея от страха, медленно оборачиваюсь к окликнувшему меня господину. Одна повозка остановилась, поравнявшись со мной; на уровне лица черные сапоги, слишком добротные и чистые для угольщика. Не поднимая глаз, невнятно бормоча, переспрашиваю на анту, так хоть акцент менее заметен. - Вы говорите со мной? - Госпожа Марика, это же я, Бертран. Сын старого Колле, вы за ним всю зиму ходили, пока я ездил в Лоц. Прыгайте ко мне, что грязь ногами месить? Конспиратор, Марика, из тебя никакой. В чем смысл всех тех художеств, что ты наворотила в Чимене? Главное сейчас поменьше болтай и побольше слушай. Кивать и охать не забывай вовремя. Оно конечно приятнее сидеть себе в телеге да глазеть по сторонам, но чем это все обернется? Вот воротится Бертран в деревню, встретит господина Бошана в первую же десятину и скажет: 'Видел давеча госпожу Марику, и как вы ее, ваше преподобие, одну в такую дорогу дальнюю отпустили'. Птичка летит в Демей, на сцене появляются храмовые стражники. Неуклюже заваливаясь на бок с трудом, но забираюсь в повозку, пальцы так замерзли, что не с первого раза удалось их разогнуть и схватиться за высокий борт. Дружелюбный и улыбчивый как всегда Бертран Колле, прикрикнув на свою клячу, пускает ее трусцой догонять впередиидущий воз. Усаживаюсь на широкую доску, приколоченную поперек кузова, и, обняв свою поклажу, забываю обо всем. Ноги гудят, спину сводит - нелегко дался мне осенний марафон. Попутчик, видя мое состояние, понимающе усмехается. Вот он прошлой весной, когда во время ночной стоянки волки лошадь у него сгрызли, пешком шел аж из самой Перны. Ну да закончилась его кочевая жизнь, отца схоронил и больше его в Чимене ничего не держит, теперь вот сестра из Сурена написала, зовет к мужу в мастерскую. Грустно покидать родные края, сердце пополам, но чуда ждать неоткуда. Скоро закроют шахту и тогда с работой станет совсем туго. Так что, свезет он последний раз уголек в Демей, получит свои деньжата и, не оглядываясь, дальше по тракту с каким-нибудь попутным обозом. Слушаю его, и не верю собственной удаче. Куда же я путь держу? Да вот тоже в Демей, оттуда, не задерживаясь, хочу вернуться на родину. Говорят там, стало можно жить, тише стало. В моем родном городе скоро зацветут абрикосы, откроется большая навигация и в город придут белокрылые корабли. Так мы и едем, вспоминая Чимен и его старую яблоневую аллею перед больницей, воробьев купающихся в чаше благословения перед Храмом, общих знакомых и просто колоритных персонажей из городской жизни, хотя больше просто молчим. Каждому есть о чем подумать и с чем проститься. На ночлег останавливаемся довольно рано: обеспечить безопасность целого обоза не шутки, тракт кишит не только оголодавшими за зиму волками, но и не менее голодными до наживы разбойниками. Ужин скромный, но больше него меня привлекает костер, давший возможность наконец-то согреться и обсохнуть. Мы разводим наш очаг немного в стороне, я ставлю кипятиться воду, у Бертрана нашлись какие-то ароматные травки, говорит для вкуса, я достаю утренний каравай. Одежда подсыхает и, разомлев в тепле, начинаю потихоньку засыпать сидя. Пристроившись поближе к огню на колючем лапнике, который мой спутник нарубил в ближайшем леске, прикрываю глаза и тут же проваливаюсь в сон. И в этом дивном полусне-полузабытии храмовник тащит меня за волосы через всю деревню к позорному столбу, плюется проклятьями и обещанием страшной кары, а милые селяне наблюдают это занимательное представление и в какой-то момент даже решают присоединиться. Летят грязь и камни, веревка на шее, как у собаки, за которую меня привязывают к пилону перед Храмом. И снова сердце ухает вниз, к налившимся свинцом ногам, а в ушах тоненько зазвенело, когда к ужасу переживаемого кошмара, добавляется еще одно. Серое лицо с козлиной бороденкой, которое я видела утром в окно, поворачивается ко мне, и в языках пламени чадящего факела я вижу лицо господина Бошана. Новоиспеченный капитан Ройс Клебер. Солнце садилось, решив таки показаться из-за набежавших к вечеру туч, и осветило мягким красноватым теплом успокаивающийся после дневной сутолоки город. Терракотовая черепица крыш запылала. По закону о градостроительстве все горожане обязаны были использовать для своей кровли материал именно такого цвета, а не солому или дранку, как может быть и хотел люд победнее. Но нет, из-за угрозы пожара, а в Демее летом было на удивление сухо, и ничего что река судоходная под боком, да проклятущая страна болот всего-то за горами, инженерная служба строго блюла единообразие городских крыш. Оттого вид, который наблюдал в данную минуту Ройс Клебер, новый глава отдела расследований магических преступлений, смахивал на красно-коричневый океан, волны которого иногда пронзали блестящие в закатном солнце навершия храмовых столпов и ровные ряды зелени за стенами монастырских садов. Сейчас бы бросить все да пройтись по опустевшей Почтовой улице, мимо сквера у центрального Храма, мимо засиженного студентами постамента какого-то лысого мудреца напротив Колледжа. Повернуть в сторону обители, где ветви слив свешиваются прямо через кованую ограду, и дальше прямо до рыночной площади перед ратушей. Там сесть с бокалом холодного темного пива и чесночными гренками у Старого Зельца. Вытянуть усталые от беготни ноги в проход между столами, в праздности потягивать свой портер и наблюдать за проходящими мимо вечно парочками и вечно шушукающимися институтками, а если не будет лениво, то можно и подмигнуть симпатичной. А лучше перед пивом опрокинуть рюмочку хвойно-травяного ликера, чтобы быстрее отпустило все то де. Работа в общем, достать кисет с табаком. Я же бросил, тьма и бесы.' Начавшее было улучшаться от приятных мыслей настроение резко сменило курс. Ройс отвернулся от окна, глянул на заваленный бумагами и вещдоками стол, тяжко вздохнул, но подобравшись, упрямо стиснул зубы и вернулся к незавершенным делам. 'Сегодня без пива, но вот завтра.' Нынешняя должность новоиспеченного капитана Ройса Клебера обязывала быть примером для личного состава, демонстрировать усердие и трудолюбие в рабочее время, выдержку, силу воли и здоровый образ жизни - круглосуточно. Поэтому и страдал самый молодой капитан полиции провинциального округа Демея. Страдал от душившего его желания закурить папиросу, и заглушал в себе эти мысли ударным трудом на ниве закона и порядка. Такой подход приносил свои плоды: переработанная им система учета преступлений и картотека криминальных элементов позволили чуть ли не вдвое повысить раскрываемость. Собственно за это и была получена капитанская шпага, но кроме гордости за собственные заслуги и зависти сослуживцев это принесло еще и уйму новых обязанностей, которые не то чтоб были неожиданными, но не оставили времени на празднование личных побед. И ладно бы только это. Слишком поздно осознал Ройс, что пренебрег заветами своего мудрого отца - прилежание и упорство приводят к успеху, но гордыня может застить глаза, и не заметишь, как полетишь с пьедестала. Вместе со сферой ответственности у Ройса временно увеличилось самомнение: аудиенция (пусть и коротенькая) у Директора, премия, размер которой позволял оплатить целый год пансиона для младших сестер, личный кабинет, секретарь. Сегодня утром этот самый секретарь, отвратительно вежливый молодой человек, вот-вот выпускник академии юриспруденции, положил на стол капитана два папки: толстую, пухлую засаленную пальцами многочисленных предшественников 'Нераскрытые преступления округа?3' и тонкую, только вчера подшитую 'Межокружные дела'. Тонкую лишь до поры до времени. Улучшить статистику раскрываемости по текущим расследованиям на пятьдесят процентов - вот задача, поставленная начальством перед слишком рьяным сотрудником. 'Уполовинить висяки', - хмыкнул тогда возгордившийся капитан Клебер. И тут же был пойман за слишком высоко задранный нос. Отлично, дела еще не переданные в архив сократить на тридцать процентов. , - подумал уже про себя Ройс. На тебе новую должность, на тебе полномочия, штат - работай, душечка (обидное прозвище, данное по молодости, хотя никто так и осмелился произнести это в лицо)! Да, мало-мальски приличный учет ведется только последние лет десять-пятнадцать, да, некоторым делам четверть века, но скажи лучше спасибо, что после двадцати пяти лет их отправляют в архив, а не чересчур шустрым капитанам на повторное рассмотрение. Магический отпечаток от простой ворожбы хранится максимум в течение недели, а после некоторых шалостей, вроде оптических иллюзий, может развеяться и за несколько часов. Но убийства, жертвоприношения и любые ритуалы на крови, изменяют структуру материи на десятилетия. Поросшие иван-чаем поля сражений Семилетней войны до сих пор служат тому доказательством, пусть минуло вот уже восемьдесят лет. Результатом тех ужасных событий стали не только пестрые пустоши и разоренные города и села по всему Анселету, но и сокращение вдвое численности магов, истощение шахт смильта и демографический кризис среди одаренных. Хм, значит, в те неспокойные времена у отдела магических преступлений было бы в два раза больше работы? Право же, господин капитан, грех жаловаться. Основную массу нераскрытых дел составляли преступления, совершенные на территории нескольких округов или приезжими. Сия категория всегда считалась лазейкой для нерадивых следователей спихнуть потенциальный 'висяк' коллегам из провинции. Это как хлипкий мост на границе владений двух ленивых господ: чинит тот, кто первый покажет слабину. Или у кого чернила кончатся - отписки строчить. Но папка, лежащая перед Ройсом на синем сукне стола, заведена вовсе не для подготовки дел на отправку в соседний округ. Губительная для всякого делопроизводства привычка при отсутствии прямых улик и перспективы быстрого раскрытия сливать дело теперь будет забыта. Хм, для кого-то возможно. Но если знаешь нужных людей, имеешь полезные знакомства в Керисе и Лоце - близлежащих провинциях (там было с кого долг спросить, а кого и прижать за дело), да и в самом Арнгене знаешь кому писать и куда постучаться. Что ж майорские эполеты не заставят себя ждать. Всего полчаса разбора завалов и уверенности в светлом будущем резко поубавилось. Новая папка пополнилась всего двумя документами, остальные же выписки Ройсу приходилось откладывать в сторону для более тщательного рассмотрения: требовалось поднять архив с подробными отчетами по каждому конкретному случаю, ибо та писанина, которую ему приходилось перечитывать по три раза, прежде чем понять смысл, годилась только для городских анекдотов. 'Третьего дня второй декады месяца Мок неизвестный злодей на рынке в Колейном квартале тайно похитил у жены каретника Лурье зачарованные серьги, которые находились у потерпевшей в ушах, при этом бил по лицу зонтом. На лице имеются три зеленоватых кровоподтека числом пять'. Свидетели утверждали, что неопознанный злодей сел тем же вечером в почтовую карету до Арса, а значит, укатил в другую провинцию. Понятно, что этого гастролера найти будет сложно, но следственные действия на этом закончились! Далее началось перекидывание мяча между полицейскими отделениями двух округов. 'Вечор на Латный день жена приказчика Флабо, воротившись от портнихи, не достучалась до мужа, дверь была заперта на замок. Соседи выломали дверь и в спальне на гвозде, вбитом около двери на проволоке, в несколько рядов висел ее благоверный. Фигурант Плико, подмастерье сапожника с улицы Альтувр, заявил, что аккурат в это время видел, как шел ему навстречу умерший Флабо собственной персоны'. Или вот: 'На станции обнаружен труп неизвестного. Внешних следов насилия нет, за исключением квитанции об оплате проезда из Ларны в Демей и трех ярморочных купонов. Магический фон неровный. Труп был найден возле железнодорожной колеи, из чего следует, что он, наверно, бросился под поезд.' Разобрать эту чертовщину на трезвую голову не представлялось никакой возможности. Капитан в который раз потянулся в нагрудный карман за табачным кисетом, и в который раз крепко выругался, не найдя. Спуститься что ли к караульным на проходной? Нет, что за слабость натуры?! Три круга вокруг стола аллюром, стакан холодной воды (ну где же ты, старина Зельц), легкая гимнастика для затекших членов и на следующий заход. Обратно к 'ударам ребром по шее' и 'побоям в голову на почве быта'. Шум нарастал, улица, по которой мы двигались, становилась оживленнее, и люди будто бы подгоняемые звуками двигались все быстрее. Возок вынырнул из тени переулка на открытый пятачок, залитый слепящим солнечным светом - я поначалу зажмурилась, но прикрыв ладонью глаза, смогла осмотреться. Семь лет назад, когда случай или праздное любопытство забрасывали меня в провинциальный городок, я снисходительно улыбалась местным жителям с высоты своих девятнадцати с половиной лет жизни в столице. Была тогда во мне этакая уверенность или даже самоуверенность девочки, у которой все хорошо, и я позволяла себе глупые, некрасивые жесты: покровительственное отношение к подругам из глубинки, невежливое удивление 'у вас такое носят?' Или 'это что, огорооод?' Одним словом - сноб, неприятная высокомерная девица. А сейчас я была на краю рыночной площади, куда довез меня мой попутчик, и хлопала глазами от растерянности. Повсюду сновали люди с лотками и корзинами; телеги, скрипя колесами, везли дрова, бочки, ящики; десятки чумазых детей галдели, продавая кто цветы, кто газеты, кто пирожки. Громогласные продавцы всего на свете нахваливали свой товар, хлопали двери лавок, тесно жавшихся друг к другу по периметру всего форума. По веселой толпе перед иными заведениями можно было определить кабак, рядом с которым в надежде на бесплатную выпивку толклись нищие пьянчужки. Серые одежды храмовников, спешащих через площадь в свой удел, смешивались с яркими мундирами городской стражи, светлыми пятнами чепцов прачек, взваливших тяжелые полные мокрого белья корзины на спину. Тут и там среди темной одеждой рабочего люда мелькали пестрые юбки кочевых южан. Скорняки с палками через плечо, увешанными кроличьими шкурками, крикливые продавцы уличной снеди, проститутки, выпроваживающие клиентов после веселенькой ночи, свесившиеся в распахнутое окно дома терпимости. Гвалт и мельтешение человеческой массы загипнотизировали меня, привыкшую к размеренной сонной жизни Чимена, где даже на рынке в праздничный день хозяйки чинно и степенно выхаживали между рядов, а торговки лениво лузгали семечки, в ожидании своих постоянных клиенток - куда они, родные, денутся? Не раз бывавший в Демее Бертран выглядел не в пример спокойнее. Мы распрощались здесь, перед площадью, дальше путь его лежал в сторону складов на южной окраине города, а мой. Что ж, я у цели! Еще раз в нерешительности оглядываюсь. Первое что бросалось в глаза - это люди. Я уже не помнила, когда мне доводилось видеть столько людей! Тихая Пинья на сто дворов, погруженный в дрему Чимен на семь-восемь тысяч жителей, полувымершие деревни по заброшенному тупиковому тракту. Демей казался огромным, оглушающим, ревущим. Боги, что же творится в столице?! С непривычки весь этот кавардак подавлял, хотя казалось бы - вот она, моя некогда привычная среда. Но в реальности 'ритм большого города' выбил меня из колеи не дав ступить на мостовую. Я просто-напросто испугалась. Попятившись обратно в тень переулка, получила несколько тычков да чуть не упала: вокруг спешили люди, а я статуей встала на их пути, так что пришлось меня неласково отодвинуть. Прижав к груди мешок с пожитками, стояла и глядела на все это сумасшествие. Куда я приехала? Кому я тут нужна? Неужели не было другого выхода? Может еще можно вернуться и попробовать все объяснить старосте, айну Бошану? Паника нарастала. - Что стоишь столбом, клуша деревенская? - на меня снова налетели. Смотри куда прешь! - зашипела я на отдавившего мне ноги мужика, но тот, ворча ругательства себе под нос, уже шел дальше по улице. Короткая вспышка гнева немного растормошила меня. Вылезать из своей раковины все равно придется, и дороги назад нет, что бы я себе ни придумывала. Увидеть еще раз безумные глаза фанатика, неуправляемую толпу, для которой ты - забава, нет уж, увольте. И потом, это же моя стихия, город - только набрать в легкие побольше воздуха и нырнуть! * * * Потолкалась немного по рядам и мною овладела паника - цены на продукты были гораздо выше, чем в нашей глуши! Два фалькона за уголь и дрова для камина на неделю, три дайма за свежий хлеб, два за вчерашний, десяток яиц за баснословные семь даймов! Масло, картошка и сыр - целый фалькон в неделю, а про бекон вообще молчу. Мои высоко поднятые брови немало позабавили местных кумушек: - Ты откуда приехала такая? Из Тослы или еще дальше? - громкий смех привлек внимание прочих покупательниц. Маленькая деревенька Тосла на границе стала именем нарицательным, это было единственное поселение на многие мили вокруг и последний приют перед перевалом через горы. - По говору - южанка, а по лицу не пойму, с озер что ли? - К сыну, небось, приехала? А что ж без гостинцев хуторских? - меня оглядели с ног до головы. Это было уже чересчур. Сделав каменное лицо, отхожу в сторону. Обычно я позволяла себе потратить на ярмарке полдайма на пряник или столько же на булавки, мотовство чистой воды, как мне тогда казалось. На фоне цены в три дайма за дюжину яиц. А все эти блуждания вдоль сытных рядов наводили на мысли о еде - в животе громко заурчало. - Тетенька, купите печеной картошки! Один дайм - и погреться и наесться. Весьма кстати, но один дайм!? Куда деваться. Не без внутренней борьбы и самоедства рассталась с маленьким медным кругляшом, однако получив в руки горячий сверток, сразу изменила свое мнение. Картошка, завернутая в кусок газеты, была настолько горячая, что я почувствовала запах тлеющей бумаги. Перекидывая ее из руки в руку, я пыталась дуть на жгущий ладони клубень. В итоге не выдержала и засунула за пазуху - тоже греет, но не так больно. Надо немного передохнуть и дать первым впечатлениям уложиться в голове. Сев на краешек каменной чаши с водой для скота, щурилась, подставляя лицо теплым лучам, солнце пригревало по-весеннему, и я нежилась, ловя минуты покоя. Почти забытое ощущение. В Пинье меня никак не отпускал голод, темный лес за околицей и храмовник с его вечными нападками, в Чимене я постоянно боялась проболтаться и быть разоблаченной, следила за каждым своим словом, хоть и играла беззаботную веселушку. Может быть, в Демее пружина внутри меня начнет разжиматься? Мне бы просто затеряться, осесть. Ведь тут приезжих со всех концов пруд пруди, ни говорок мой, ни конопатая физиономия в диковинку не будут. А уж из нашей-то глухомани сюда точно никто не доберется, для них дорога в двенадцать миль уже событие, делящее жизнь на 'до' и 'после'. Найду работу, в доме или при лавке, без рекомендаций, конечно, туго будет, но можно сказать, что вдова, подалась в город после смерти мужа-кормильца. Набежавшее на небесное светило облако прервало сеанс солнечных ванн и экзистенциальных размышлений, так что пока мой скромный обед остывал, я занялась любимым делом всех приезжих - разглядыванием людей на улице. Работящие мужчины одевались почти также как и в моем захолустном Чимене - пыльные пиджачок или куртка, рубашка с подобием некогда белого галстука, жилетка, широкие брюки. Кто посолиднее - видно добротная ткань, шерсть, крашенная чаще в синий или коричневый цвет, кто победнее - так наряд собран явно из разных комплектов. Жилетка, вероятно купленная у старьевщика, могла быть из вычурного атласа, засаленного и в разводах от пролитого за обедом пива, а брюки из грубого полотна. Обувка - ботинки с тупыми округлыми носами. И неизменно кепка. Мягкие фетровые шляпы изредка мелькали в толпе, но хозяев не удалось рассмотреть поближе. Женщины же отличались гораздо сильнее, хотя скорее это я придавала больше значения именно женской внешности. Юбки короче на две ладони (мой внутренний голос тут же возмутился - вот нравы!), не сапоги, а ботинки, часто на каблучке, а некоторые вертихвостки так вообще в туфельках с тонкой перемычкой вокруг щиколотки. Одежда многослойная, как и везде - нижнее платье до середины икры, у дам постарше конечно ниже, ткань в тонкую полоску или мелкий цветочек, других не заметила, видно мода такая. Однотонное верхнее платье спереди сильно короче, кокетливо открывает нижние юбки, а иные оригиналки приподнимают подол сзади, бесстыдно привлекая внимание к явно подправленным турнюром округлостям. Яркие короткие курточки, жилеты с затейливой вышивкой из растительных орнаментов, расшитые деревянными крашеными бусинами, ракушками, а кто побогаче - блестящими полированными пластинками из камня (тут я осуждающе качаю головой), подбитые мехом. Встречались вместо верхней одежды и теплые шерстяные платки, перекрещенные на груди и обернутые вокруг талии. Пальто или плащи в этакой суматохе только будут цепляться за все углы, гвозди и корзины, да мести пыль. А вот головные уборы не отличались оригинальностью, фасонов чепцов было два-три, разве что косынки все по-своему завязывали, но это, говорят, у каждой деревни свое. Глянув в черное зеркало воды, я задумалась. Из глубин грубой каменной рамы смотрела измотанная жизнью тетка, с разводами грязи на щеках, в засаленном платке и мятом платье с оторванным воротничком. Возраст определить не получалось: опущенные уголки губ, темные круги под глазами и рыхлая кожа толкали мысль в сторону конца четвертого десятка. Я почувствовала себя крайне неуютно. Черной вороной в голубятне - рыночная площадь, конечно же, не была кущами, полными райских птиц. Сравнение с горожанками больно било по самооценке, каждый взгляд, брошенный в мою сторону, стал казаться насмешливым и полным ехидства, а внутренний голос, наконец, приобрел очертания - сварливая баба, вечно недовольная всеми и собой в первую очередь. Это она шипела во мне, глядя на изящную обувь, видневшиеся из-под нижних юбок щиколотки и красочные шали. Когда она пришла сюда? Я как-то привыкла думать о себе как об обаятельной двадцатилетней девчонке, которой стоит мило улыбнуться и все сходит с рук. А сейчас сижу и лихорадочно припоминаю, когда я такое последний раз себе позволяла, потому что сейчас такое поведение казалось бы жалким. К своему стыду в голове всплывает пара случаев. Все засиделась я тут, вон квартальный уже стал на меня поглядывать. Прежде чем уйти, я наспех смыла с лица дорожную пыль и как могла, оттерла руки. Утолив голод и переведя дух, пора подумать и о крыше над головой. Квартал Маро. В любом крупном городе Анселета всякий приезжий может почувствовать себя как дома: он всегда найдет двенадцать знакомых названий кварталов, жизнь коих подчиняется одним и тем же принципам, будь то жаркий южный Лоц или столица озерного края Арнген. Центром города считается площадь Ратуши, где находятся здание комендатуры, Судейская коллегия, фискальный дом и дворец градоправителя. Храмовый район, Книжный (он же университетский), Банковский и район Магов - считаются престижными, респектабельными, для состоятельных дам и господ, Гвардейский, Рыночный и Торговый (или Купеческий) - для людей попроще, но все же не лишенных претензий, Ветошный, Портовый (он же район Ворот в случае, если основной артерией города является не река, а тракт) и район Четырех Цехов - соответственно бедняцкие окраины. Шатаясь по рынку, я навела справки и о жилье. Район Четырех Цехов был именно таким, как его описывали: грязный, дешевый, пропахший насквозь дымом от кирпичного завода, расположенного тут же на окраине, посему весь в копоти и гари. Названный в честь четырех крупнейших гильдий - Серой, объединяющая воров, убийц и проституток, Красной гильдии ремесленников (от портных и скорняков до лудильщиков и бондарей), Синей - водоносов и золотарей, и Желтой гильдии актеров, певцов и художников, - этот сектор был самым пестрым пятном на карте города. Поблуждав по его кривым улочкам и чудом выбравшись обратно на широкую центральную, единственную прямую линию в этом муравейнике, медленно пошла обратно в сторону рынка. Решила так - ищу приемлемое жилье, не дальше трех домов от освещаемой фонарями улицы, потому как углубляться в этот рассадник преступности абсолютно не хотелось. Мошенники разных мастей и попрошайки тут чувствовали себя как дома - пусть Цех Серых Теней, между прочим уважаемый во всех провинциях, и покровительствовал ворам и убийцам, а всякую мелкую шушеру в свои ряды не принимал, но деться от них было некуда. Дважды сворачивала с дороги, спрашивала у толкущихся во дворе детей, не сдается ли тут жилье, один раз в окно высунулась потрепанная жизнью тетка с синяком под глазом, окинула меня с недовольным выражением лица и заломила такую цену, что мы с ней даже сцепились языками! В этой дыре за четыре фалькона можно квартиру снять! В другом проулке мне предложили более приятную цену, но уж больно не понравился хозяин, переглядывавшийся со своим другом. Тут обчистят еще до того, как я успею ключ в замке повернуть. Между тем на смену теплу утреннего солнца пришел пробирающий до костей северо-восточный ветер, задиравший юбки дамочек выше колен, срывающий шляпы с голов зазевавшихся мужчин. Небо постепенно затягивали низкие серые облака, обещая новую порцию осадков. Я поплатилась за свою медлительность вырванной из рук бумажкой с остатками утреннего картофеля - порывом его швырнуло прямо в подернутую рябью лужу, так что о перекусе пришлось забыть. В воздухе появились редкие снежинки. Подняв повыше воротник своего пальто, я побрела дальше, пытаясь разглядеть за выступившими от резкого ветра слезами, куда бы еще наведаться. Впереди показался новый квартал - фасады явно подкрашивались не так давно, на некоторых изящная лепнина, колонны, портики, местами облупившиеся, испытавшие на себе заряды рогаток пацанья, но все это контрастировало с убогой серостью цехового района. Будто через улицу начиналась совсем другая жизнь. Я окликнула проходящего мимо мужчину в форме почтальона: - Не подскажете, сударь, что это за квартал? - Это начинается район Купцов. Квартал Маро, а за ним уже Винный. Я прошла до конца улицы, которая упиралась в аккуратный неширокий бульвар, разделявший будто два разных мира: дома зажиточных торговцев и разорившихся лавочников-ремесленников. Погода не располагала к неспешной прогулке по тенистым аллеям, но я шла под арками еще голых деревьев, не в силах свернуть обратно в грязные улочки окраины. Слева от меня кипела жизнь трущоб Демея, еще не самого дна ада, но чистилища. Хотя по сравнению с Ветошным районом тут жили вполне респектабельные господа, с профессией, пусть не всегда честной, но нужной, как они считали. Но если переселиться в дом победнее я всегда успею, то в приличный дом из этого квартала человека без внятных рекомендаций вряд ли возьмут - после регистрации в комендатуре мой адрес будет зафиксирован в документах, а там. Мало ли ты наводчица. Но где-то же должен селиться честный люд, вот знать бы где? Утренние рекомендации мне были даны исходя из внешнего вида и определенной на глаз (надо сказать профессионально и точно) платежеспособности. Но разница в том, что в мои планы не входило осваивание древнейшей профессии, а также погружение в криминальный мир. Если повезет с трудоустройством, то прислуга обычно селится там же в доме. Тогда можно будет экономить на аренде, но пока. Даже страшно представить, сколько стоит жилье в районе Купцов, хотя может, я просто себя накручиваю? Решив обнаглеть окончательно, и что, в конце концов, за спрос денег не берут, я решительно повернула направо под перекинутую через улицу вывеску неизвестного мне торгового дома. Далеко вглубь квартала уходить не стала, двинувшись по параллельной бульвару улице. Шла, и заглядывала в дворы-колодцы, в надежде увидеть кого-нибудь из жильцов. В первом же мне повезло - женщина выходила прямо мне на встречу и на вопрос о съеме рекомендовала обращаться к консьержке на первом этаже. Боже мой, неужели и тут есть эти вечные все знающие и вездесущие бабушки? В дверях дома меня и остановили - кому понравится полубродяжка, рыскающая по вашей территории? В достаточно грубой форме мне указали на выход, однако сообщив, что тут жилья нет, а если бы и было, то 7 фальконов в неделю таким как я на панели не заработать. Что ж, тем не менее, информация была получена. Можно смело разворачиваться и идти обратно: за эти деньги я бы три недели отдыхала на полном пансионе в Ветошном и две по другую сторону бульвара. В соседнем доме в иных, более изысканных выражениях, но с тем же смыслом, мне рекомендовали поискать счастья через три улицы отсюда, где живут сестры по гильдии. Слегка приуныв, в раздумьях о собственной финансовой несостоятельности и отсутствии перспективы, я брела вперед к ближайшему повороту к уже казавшимся милыми и любезными ворам и блудницам. Видимо пора начинать нервничать, но не получалось - будто что-то перегорело за последние три дня. Организму нужна передышка, пауза. Краем глаза за несколько шагов до выстланного выпуклой брусчаткой бульвара я заметила, как от ближайшего дома отъезжает повозка, груженная мебелью и тюками. Попытка не пытка. Бог любит троицу. * * * Дом был очень интересный: снаружи менее притязательный, чем соседние здания с их несколько облупившимися гипсовыми вазонами и цветочными гирляндами, но богатый своей внутренней жизнью, а именно своим двориком. Он не был глухим гулким колодцем, как часто строили в уже позабытом городе моей юности, но уютным, камерным, будто только для своих. Пройдя под узкой аркой, я оказалась в центре маленькой вселенной. У колонки с водой стояли в очереди с ведрами дети. Тихим и организованным процессом это не могло быть по определению, так что мамаши, чьи отпрыски отличились особо, громко с чувством давали наставления прямо в распахнутое окно. По периметру всего двора на каждом этаже шёл длинный балкон, перегороженный где шкафом, где доской, а где парой горшков с померзшими цветами для разграничения собственности. Несколько женщин вели спор, перебравшись через перила. Кто развешивал бельё, кто курил трубку, на первом этаже сидел старичок и точил ножи и ножницы, рядом с ним на тряпице лежали те, что ждали своей очереди, малец лет восьми разносил наточенные хозяйкам. Я шагнула обратно в полумрак арки: надо привести себя в порядок. Оправить пальто, снять этот замызганный платок с головы, протереть мыски ботинок. Насколько это было возможно, оттерла грязь с обуви этим самым платком, потом подошла к колонке и попросила кружку на цепочке - умыться еще раз в сторонке. Детям незнакомая тётка быстро надоела и на меня разве что поглядывали женщины, обсуждавшие цену на говядину. Уверенности немного прибавилось. Окликнула дам и вежливо поинтересовалась, чей это дом и где квартирная хозяйка. Тон явно задала верный, так как, несмотря на мой непрезентабельный внешний вид, взашей не погнали, а порекомендовали постучаться в первую дверь у арки. К ней вели две ступеньки, на которых расположился большой пушистый кот, не потревожив его, ускользнула к двери. Госпожа Шаллия, местная консьержка, домоправительница и сборщик податей, открыла дверь спустя несколько мгновений. Высокая, сухая, будто строгая учительница, она не внушила никакой надежды на снисхождение в отношении и цены, но раз уж стою на пороге, то пойду до конца. Перебравшись в уме все утешающие нахрапистых глупцов фразы, вроде 'кто не рискует' и 'позади Москва' сбивчиво заговорила: приехала к родственникам, но те съехали, ищу приличное недорогое жильё для одинокой женщины, измоталась дорогой, мечтаю уже где-нибудь приткнуться. Оглядев меня скептически, Мадам, тем не менее озвучила варианты. Квартира на втором этаже из трех комнат и кухни, откуда только съехала семья адвоката и комната на третьем, окнами на соседнюю улицу, которую я и попросила посмотреть. О цене даже забыла спросить, стараясь изо всех сил поддержать разговор и не дать ему свестись к отказу. Мы прошли через двор до двери подъезда, за которой была чистая, но тускло освещённая лестница, как мне сообщила госпожа Шаллия, пока мы поднимались, её моют по очереди каждый день, за чистотой двора следит капитальный дворник. Мы остановились у нужной двери, на которой мелом было написано 'аренда'. Женщина несколько раз повернула ключ в замке и отворила узкую дверь. Просторная, но скудно освещенная комната, шагов девять в длину и восемь в ширину. Узкое окно таращится прямо в соседское через улицу. До него рукой дотянуться ничего не стоит. Я прошла вперед, оценивая размер комнаты, выглянула наружу: нда, можно за отдельную плату поливать цветы в ящике у соседки. Бумажные обои в полосочку, не хватает только сухих букетиков и будет как у бабушки. Обстановка в целом радовала: помимо небольшого стола и трех стульев в темном углу, была еще высокая кровать с изголовьем и постельными принадлежностями, комод с глубокими ящиками, стенной шкаф за занавеской прямо у входа и камин с витой чугунной решеткой. Это явно будет слишком дорого. И будто в подтверждение моих мыслей за спиной раздалось: 'четыре с половиной фалькона без пансиона, деньги по субботам'. Мечты об уютном дворике рухнули, хватит, госпожа Марика, думать, будто ты особенная, просвещенная и вообще умнее всех. Тут ты провинциалка, коих тысячи и всем хочется где-то жить. - Комната чудесная, но я право не уверена. - я отчаянно пыталась вспомнить нужные вежливые формы и обороты, но слова путались в голове. Сейчас меня сочтут деревенской оборванкой, а то и просто нищенкой, да и выставят за дверь. И, по сути, будут правы - вещей узелок, денег до конца следующей декады, говорок сельский, как выяснилось, стоит - мямлит. Прямо сразу зовите квартального принимать потенциально уголовный элемент. Этим все и кончится: не в камеру, так жертвой в криминальной сводке, если вернуться обратно в район Четырех Цехов. Тем временем госпожа Шаллия видимо поняла суть невнятного бормотания незадачливой квартиросъемщицы и, пожав плечами, молча двинулась к двери. Я двинулась следом, понуро опустив голову. Деваться некуда. - Прошу прощения за беспокойство, госпожа, но я переоценила свои возможности. Наверное, мне стоит поискать комнату попроще. Шла и кусала губы, препираясь с собственной скаредностью. Ну, не смогу я жить в городе, не потратив ни монеты! Да с ними тяжело расставаться, да я копила их несколько лет, но пришло время тратить. Тяжело переключиться, свое отдавать - не чужое. Для господина Бошана я ходила на рынок и еще могла нос воротить от дешевенькой старой картошки - ему молодую подавай, да телятинки мраморной. Хватит мямлить! И так несказанно повезло, что на порог пустили, больше такого шанса не будет. Давай, крутись! Терять нечего!' - вдруг завопил внутренний голос. - А может быть, у вас есть еще варианты? - Все чуланы заняты. - Ну, знаете., - оскорбилась я, все терпение и смирение пора оставить в Чимене. - Я, по крайней мере, честно сказала, что не могу позволить себе такую комнату, вместо того, чтобы долги наживать. - Должников не держу, - хмыкнула мадам, - а вызываю квартального. У кого-то есть чувство юмора? Да и поглядывает она с большим интересом, чем пока я угодливо лепетала. Кажется, нащупывается правильное направление. - Строго, но справедливо, - кивнула я. И плевать, что я так не считаю. - Вот если есть комната за фалькон. Или два в месяц, то я могла бы гарантировать оплату без задержек. Естественно, не претендую на роскошь. Поймите и меня, я хочу быть честной с вами с самого начала, мне нравится ваша прямота, дом прекрасный, сразу видно, что держит его женщина с умом, не какая деревенщина, запахи с кухни - это просто пытка. - Еда в цену съема не входит, только отдельно., - стало ясно, что женщина падка на лесть и уже сдает бастионы. - Всякий труд должен быть оплачен, - а у самой в голове 'эх, все расчеты проваливаются, но хотя б крыша.' У меня есть одна комната, - неожиданно сказала хозяйка, остановившись на лестнице, - которую я могу сдать за два фалькона в неделю, но как уже сказала без столовых расходов. Это минимальная сумма. Сердце забилось в бешеном ритме - беру, беру любую! Только не обратно, только не к крысам в каждой подворотне, только не к вони и грязи. Там даже лестничные пролеты и то жилые были. Мы спустились вниз и пересекли двор, чтобы протиснуться в маленькую калитку, которую я даже и не заметила сразу. За ней открывался еще один хозяйственный двор, с широкой аркой для повозок и экипажей, хозяйственными постройками - складом для дров и угля и пустой конюшней на четыре стойла. - Внизу квартира, переделанная из каретного сарая, она сдается семье учителя, выше этаж с отдельными комнатами, общая судомойня, клозет, - мы поднимаемся на второй этаж, туда, где темный коридор и ряд дверей. Комната была более чем, скромная. Почти квадратный колодец, метра три на три с четвертью, крашеный деревянный пол, стены в известковой побелке. Окно напротив двери, без штор, только провисшая веревка на двух гвоздях указывает, что они когда-то были. Справа камин, на полке над ним стоит подсвечник без свечи и кружка, рядом на полу ящик для угля, валяются совок для золы, щипцы, видавшая виды метелка и пара стертых наполовину щеток. В углу ведро, боюсь предположить для каких целей. Узкая кровать с полосатым матрацем, без какого-либо постельного белья, небольшой стол и целых два стула, конечно же разных. Под кроватью - плетеный короб для скарба. Предыдущие жильцы оставили за собой непередаваемый аромат и толстый слой грязи. Пол вымели, но только посередине, а по углам скопился приличный культурный слой из пыли, сухих листьев, бумажек и тряпья, отчего стало заметно, что раньше мебели было гораздо больше. В углу у окна явно был не только стол, но и комод или сундук, след от него темнел на сером фоне недомытого пола. При входе тоже стоял наверное шифоньер или стеллаж, но теперь обстановка оскудела. Окно выходило в проулок между домами, стоявшими так близко, что можно было бы пожать соседу руку, высунувшись в окно. С другой стороны я выглядела не лучше этой комнаты, но надеялась, что меня-то еще можно отмыть. Расплатившись тут же с хозяйкой, получила от нее ключи - один от лестницы, другой от комнаты. Не веря своей удаче, своему несказанному счастью, оглядела свое хозяйство. Пока не прошел эмоциональный подъем нужно действовать - распахнула окно, впуская свежий воздух и звуки улицы. Там кипела жизнь: женщина развешивала чистое белье на балконе, седой дедок дымил рядом трубкой, во двор зашел лудильщик, громогласным эхом оповещая о своем появлении. Весна - пора генеральной уборки. Я бросила свою ношу на кровать, туда же скинула пальто, в комнате стало прохладнее, но дышалось легче. Вымела самый крупный сор, сгрузила его в камин, что сгорит, то сгорит, остальное с золой вынесу. Проинспектировала плетенку под кроватью - там оказались банки из-под соды, мыла и щелока, пустые естественно. Запасы надо будет пополнить, а это траты, опять траты. Оценила ведро - самые страшные подозрения не оправдались, ночным горшком оно не служило, хоть и походило на помойное. Спустилась с ним вниз, оттерла холодной водой из колонки и песком да полным принесла наверх. Пошел второй раунд. Из моего вещевого мешка сделала две половые тряпки, больше ни на что грубая ткань не годилась. Из остатков окаменевшей на дне банки соды сделала пасту, смешав ее с песком, которой начистила стол. Стоя на коленях, не жалея рук, драила щеткой пол, намывала металлические прутья кровати и каминную полку, дважды поменяв воду, вымыла до блеска комнату. Еще раз оглядевшись, осталась довольна своими усилиями - бедненько, но чистенько. * * * Когда я вынырнула из темноты двора на освещенную (вот оно чудо!) газовыми фонарями улицу, ее запрудили клерки в мундирах темной шерсти: Торговый район был не только местом компактного проживания купеческого сословия, но и деловым центром. Ставни лавок, что располагались почти в каждом доме на первом-втором этаже, с шумом захлопывались, запирались на тяжелые засовы двери - близкое соседство с районом Четырех Цехов накладывает некоторый отпечаток. Пустынный бульвар, по которому я прогуливалась утром, сейчас было не узнать - раскрепощенные дамы самых разных возрастов не спеша фланировали по выложенной брусчаткой дорожке, ловили под ручку зазевавшихся приказчиков, зазывая отдохнуть вместе где-нибудь поблизости. То тут, то там раздавались взрывы хохота, приветствия старых знакомых, подруги по цеху перекрикивались-перешучивались, кто поправлял пестрое боа, кто поигрывал кружевным зонтиком. Под сенью деревьев, на которых загорелись гирлянды золотистых бумажных шаров, бурлила жизнь. Неспроста цена за комнату в моем доме отличается почти в два раза от средней, ведь некоторые окна выходят прямо на этот променад. Все, никуда не успею. Теперь без ужина и без завтрака. А я понадеялась, что если пойду в лавку вечером, то смогу купить подешевле залежавшийся утренний товар. У бакалейщика, ясное дело, на такое рассчитывать не стоит, лежит себе крупа и лежит, но у зеленщика, молочника или мясника под конец дня остатки могут быть вдвое дешевле. Что ж, будет мне наука, до заката все дела заканчивать. Поймав по дороге уличного мальчишку, торговавшего горячими пирожками, купила две пышки с хрустящей корочкой всего за дайм. Стояла и думала, смогу ли сэкономить, питаясь у лоточников? Парень возился с бумажным конвертом, в которые он клал мою покупку - чтоб не испачкала пальцы маслом, пояснил он. Потянув носом дразнящий аромат свежей выпечки, блаженно вздохнула и улыбнулась. - Божественный запах! Ты всегда тут стоишь? - спросила я. Парень довольно хмыкнул: - Да, эта улица до перекрестка у военного училища - моя, - а потом, подумав, предложил. - Для постоянных клиентов у меня есть еще и подлива. - А для будущих постоянных клиентов? - подмигнула я. Тонкой деревянной палочкой он сделал небольшие отверстия в каждом пирожке; рядом с выпечкой на лотке стоял маленький чайничек-лейка, из длинного носика которого шел пар. Он налил в каждую дырочку дымящийся соус, да так, что корочка сверху приподнялась и чуть не треснула. Я чуть ли не подпрыгивала от нетерпения - последняя моя еда - печеная картошка утром от такого же разносчика. - парень кивнул и пошел дальше, крича свои 'два за дайм'. С одним разделалась тут же, отойдя лишь к витрине ближайшей лавки. За стеклом окна-витрины красовалось оно: роскошное синее бархатное платье, расшитое речным жемчугом и полупрозрачным стеклярусом. Верхняя юбка по моде приподнята спереди, открывая нижнюю из плотного льдисто-голубого атласа, который будто светился, контрастируя с богатым глубоким оттенком бархата. - вздохнула я, слизнула с подбородка потек соуса, и принялась за второй пирожок, продолжая рассматривать платье. - Не носить мне такого, но получить-то эстетическое удовольствие от созерцания могу? Как тут интересно складка на талии заложена. Красивые волны по подолу. Воротничок как у мужской сорочки. Все в этом мире предсказуемо! На улице уже темнело, из лавки вышла женщина в строгой, но изящной форменной одежде и, гремя ключами, стала запирать дверь, недовольно поглядывая на меня. Смутившись, я отвернулась от витрины и оглядела другую сторону улицы. Милое кафе на углу, полным полно нарядных девиц с кавалерами при шляпах, смех и веселье; рядом уже закрытые ставни бакалейной лавки, а по ступеням вниз, в полуподвал - галантерейный магазинчик, вывеска которого упирается в маленькое светящееся окошко. Еще работает? Перебежав улицу, помедлила у ступеней, но решила спуститься. Колокольчик оповестил моем появлении приказчика за прилавком - тот вскинул голову, окинул меня заинтересованным взглядом, который, впрочем, быстро угас. Молодой человек вернулся к своему делу - сортировке ниток на огромном панно, работы ему хватит надолго, можно не торопиться. Я вертела головой, осматриваясь - дамское счастье как оно есть. Мягкая пряжа всех цветов, свертки ткани на высоких стеллажах, кружева и шитье, фурнитура, катушки, иголки, пяльцы. Честно говоря, за последние шесть лет я деньги тратила разве что у мясника, да в бакалейной лавке, а тут прямо руки зачесались! - Заметно, - не поднимая головы бросил мужчина. - Я что, начала думать вслух? - я покраснела и прикрыла рот рукой, чтобы не брякнуть чего-нибудь еще в том же духе. Но тот лишь пожал плечами, не отрываясь от работы. Как потенциального покупателя меня явно не рассматривают, но хоть не выгоняют, приняв за нищенку. С внешним видом надо что-то делать, иначе искать работу придется до следующих заморозков. Сейчас, в начале весны, у меня есть небольшая фора перед теми сельскими жителями, что не ринулись в город сразу, а остались сеять поля, ухаживая за скотом. Кажется, у меня есть план. - Будьте добры: отрез ткани на сорочку, вон той, полосатой, нитки в тон две катушки, нитки потолще темно-синие три катушки, полдюжины иголок. Приказчик вскинулся, посмотрел на меня более внимательно, и начал молча собирать товар по моему списку в бумажный пакет. Тем временем мой мозг пересчитывал вероятность найти работу за неделю, минимальный рацион на день и цены на уголь в Демее. По всему выходило, что сев на строжайшую диету из печеной картошки и пирожков и тратя не более фалькона в день, я смогу просуществовать в этом городе от силы недели три, после чего меня ждет паперть. - Одиннадцать даймов. Еще что-нибудь желаете? - он выразительно посмотрел на корсаж моего замызганного пальто, который давно потерял всю фурнитуру и держался теперь на пришитых мною завязках. Я задумалась, закусив губу. Хотелось всего и сразу, особенно после сегодняшних наблюдений за горожанками, после брезгливых взглядов дамочек на рынке. За прилавком же мое молчание истолковали по-своему: - Знаете, я могу предложить вам за практически смешные деньги тесьму и кружево на манжеты. Это, конечно, не ручная работа, фабричный станок, вблизи смотрится грубовато, но если обыграть. То будет очень достойно. - Сколько, осмелюсь спросить? - Пол фалькона за кружевную ленту в локоть, четверть дайма за тесьму в палец шириной. Деревянные пуговицы дюжина за два дайма. - Беру тесьму и пуговицы, - решилась я. - Шесть локтей синей и два зеленой. За кружевом еще вернусь, спасибо за предложение, сударь. Выкручусь как-нибудь, поголодаю. Или померзну. Может весна придет раньше и вообще не придется топить камин, а готовить не буду, на улице тоже можно перекусить. - Один фалькон, три дайма, пожалуйста, - я с грустью протянула деньги, кошелек стал заметно легче. Глядя на мое постное лицо, приказчик, кажется, недовольно покачал головой. - А это подарок в честь первой покупки. Пододвинув ко мне шуршащий коричневый пакет с моими приобретениями, он аккуратно опустил в него маленький сверток. - Это небольшой сюрприз, посмотрите дома, - он хитро улыбнулся. - Из нашего магазина не принято выходить с таким унылым видом. Примите наш комплимент. Кажется, день может закончиться вполне неплохо. Я благодарно улыбнулась ему. - мы раскланялись друг другу. * * * Бессонная ночь, уже под утро три часа на диване в приемной нового шефа, кофе и бутерброды, которыми ежедневно снабжает мадам Морель, сердобольная старушка из архива. А перед глазами пляшут строки формуляров, криво-косо заполненных дежурными офицерами. Чудовищные грамматические ошибки не идут ни в какое сравнение с полным небрежением к регламенту, предписывающему быть 'точным, кратким и правдивым'. Двадцать лет назад, когда Ройс только мечтал о юридической академии и рассчитывал разве что на место нотариуса в родном уездном городке, служители закона имели весьма сомнительную репутацию. В народе было не принято полагаться на честность и добросовестность следователей, те брались за дело только после мзды и с условием, что обозначен подозреваемый. В крайнем случае, если взятка была особенно желанна (не всегда платили деньгами, иногда и натуральным продуктом), то могли и отловить на улице какого-нибудь пьянчужку, да навесить на него происшествий. Работали по архаичной средневековой системе донос-дознание, и иных причин для возбуждения дела не видели. Ситуация изменилась с приходом нынешнего главы полиции округа Демей, на тот момент обер-полицмейстера, а теперь уже Директора, господина Хальца. Типичный уроженец Дреттехорна, застегнутый на все пуговицы, педантично следующий уставу, он не давал спуска подчиненным. Количество внутренних расследований полиции выросло за первые полгода его службы в семь раз! Чистка рядов правоохранительных органов дала свои результаты - места уволенных сотрудников заняли азартные, предприимчивые выпускники провинциальных училищ и колледжей, которым до прихода к власти Железного Хальца, было не пробиться в городе. Чтобы высоким чинам и впредь неповадно было комплектовать штат одними родственниками да протеже, была выделена квота для приезжих. Собственно говоря, по этой квоте частный пристав Клебер и оказался в славном Демее. Системный подход господина Хальца импонировал молодому человеку, отец которого был земляком Директора и прививал ему ту же дотошность и принципиальность с младых лет. Хотя поначалу этот факт биографии даже сыграл против Ройса: с одной стороны, обратив на себя внимание начальства, он попал в самый низ карьерной лестницы, пропустив разве что службу квартальным надзирателем, что с его дипломом было бы просто унизительно. Но хоть слухи о землячестве не поползли дальше - на такое место по блату не устраивают. И, тем не менее, Директора Ройс боготворил. Не задержавшись в роли частного пристава, за семь лет службы он прошел путь до старшего пристава, а теперь уже и подавно главы отдела, чем заслужил личную аудиенцию у самого. Именно после этой аудиенции он и был вызван на ковер к своему непосредственному начальнику, от которого и получил свое новое задание. Надо сказать, за последний месяц повышение Ройса было не единственной кадровой перестановкой в полицейском департаменте: спустя двенадцать лет честной службы его бывший шеф, полицмейстер Ла Вельже, и обер-полицмейстер Пуллен были переведены на другой конец страны в округ Вивей. Такое назначение вряд ли можно было считать карьерным ростом. На их место из самого Анселета прислали занятную парочку, сухопарого и молчаливого мессира Де Санжа, своим постным лицом наводившего на мысли о налоговом кодексе, и упитанного до неприличия улыбчивого Антуана Д'Апре, о котором было известно, что дядя его в инспекторах при Храме в столице. Четкого мнения о новом начальстве у капитана еще не сформировалось, хотя лично ему жаловаться было не. При первой личной беседе он был крайне любезно встречен, душевно поздравлен с капитанскими эполетами и всячески обласкан. Даже рюмочку коньяка из личной именной фляжки предложили, но капитан благоразумно отказался. Поставленную перед ним задачу Ройс скорее относил к достойным вызовам, нежели к попытке посадить его в лужу - не так воспитан молодой Клебер, чтобы пугаться трудностей и искать оправдания собственной неуверенности. А подкинутые до кучи дела давно минувших дней - так это сам виноват, впредь не будет таким самодовольным индюком. Информаторы таких не любят. Выделенный кабинет и на первый взгляд толковый помощник-секретарь (тоже из новеньких), два дополнительных филера и стажер-пристав, - да с такой командой можно Сорен вспять повернуть! Но, так или иначе, весь департамент перешептывался и приглядывался. Старая гвардия негромко бухтела, мол, гражданские, как они могут быть компетентны в делах надзора, сыска и дознания? Старший офицерский состав натирал сапоги ваксой и подшивал дела, готовясь к ревизии, младшие на нервах гоняли квартальных и ночные патрули за каждую уличную потасовку, а те в свою очередь отправляли на общественно-полезные работы матершинников и попрошаек. Но все соглашались, что грядут перемены, а к чему они приведут. Тут тебе и самый благочестивый айн не ответит. - Господин капитан, вы б себя пожалели! Отпишу нынче же вашей матушке, что не щадя живота своего боретесь с преступностью и, кажется, начинаете проигрывать, - мадам Морель подлила еще немного горячего кофе Ройсу. - Лиходеи никуда не денутся, вон их сколько - старушка махнула рукой, благо, с почти пустым кофейником в сторону стеллажей позади себя. Ровные ряды архивных папок и коробок с бирочками в тусклом свете газовых ламп безмолвно подтверждали правоту слов хозяйки хранилища. Ройс согласно вздохнул и попробовал перевести тему. - А нет ли у мадам Морель очередной интересной истории для меня? - он лукаво сощурился, глядя поверх чашки. - Вам из раскрытых или нераскрытых, молодой человек? - тут же оживилась старушка. - О, безнадежных у меня сегодня предостаточно, моя любезная мадам Морель. Давайте из раскрытых, хочу себя проверить. Это была их игра: мадам Морель зачитывала происшествие из сводки, которое находила любопытным, присовокупляла опись вещественных доказательств, а капитан до следующей их встречи должен был раскрыть в уме это дело или обозначить непроработанную версию. И хотя Ройс очень быстро определился со вкусами мадам Морель (она избегала банальных краж, предпочитая убийства на почве ревности, отравления постылых супругов или загадочные исчезновения невест), сила логики и жажда истины позволили зарекомендовать себя в ее глазах дьявольски проницательным, почти сверхчеловеком. Старушка была в экстазе, а ему перепадали бутерброды, кофе и оперативная криминальная справка по любому вопросу в любое время. - Сейчас-сейчас! Сегодня я наткнулась на что-то совершенно неординарное, - пожилая женщина засуетилась, перебирая бумаги на соседнем столе. - Вот послушайте: 'Весной, к началу ледохода, айн из Тарру заявил о пропаже девочки тринадцати лет, обещанной в услужение причетнику. Предположительно неинициированная, освидетельствование не прошла, до Храма не доехала: спрыгнула с телеги и убежала в сторону перелеска'. - Она поправила очки на переносице. - Так что у нас из подробностей. 'По словам соседей, ранее две старшие сестры пропавшей, уехали в город, розыск оных результатов не дал. Зафиксированы: волчьи следы с противоположной стороны деревни. Об утопленниках ниже по реке не сообщалось. Тело не найдено'. Ройс усмехнулся - дело на три затяжки. Тьфу ты, опять эти невозможные мысли! Заслышав в коридоре шаги, он подхватил отложенные для него папки с межрегиональными тяжбами - не хватало еще, чтобы подчиненные видели, как он в рабочее время чаевничает в архиве, оправдываться ночью ударного труда - лицо треснет. Не забыв и листок-выписку, он галантно откланялся. - Капитан, вы как всегда на бегу и впопыхах. Я не закончила, ну да сами разберётесь! - А вы как всегда радуете меня, мадам! Вот она, пища для ума. Надеюсь оправдать вашу веру в мои скромные таланты! В кабинете что-то неуловимо изменилось, как-то легче стало дышать, то ли секретарь проветрил, то ли это действительно прибавилось сил после короткого сна и бодрящего кофе. Или в той кипе дел, которую он переворошил за ночь начала просматриваться какая-то система? Оформился фронт работ? Новая папка существенно потолстела. Отделив зерна от плевел, то есть, отсортировав процентов пять действительно безнадежных дел, загубленных медлительностью бюрократической системы и наплевательским отношением к своей работе на местах, еще столько же пришлось отложить, как находящиеся в компетенции иного округа. Как раз тот случай, когда перекидывание мяча закончилось голом в ворота Демея. Ройс написал на каждом свою краткую резолюцию, вряд ли коллеги из Кериса или Лоца будут рады такому подарку, но тут уже сами пусть разбираются. Прочие же следовало рассмотреть повторно. Кажется, нужно завести еще пару папок. Нужна система. Например, сводная таблица для наглядности, чтобы ткнуть носом начальника, если потребуется. Логика слов не всегда доступна тем, от кого зависит принятие решений. Доследование потребует в любом случае выезд на место преступления или как минимум на место регистрации преступления, а значит, в первую очередь разбиваем по принципу географической привязки. Далее по сроку давности - тут беда, переезжают люди не часто, но свидетелей могло и не остаться в живых. Затем помечаем по типу преступления. Магические преступления - это вам не кража пяти кур. Магия все меньше и меньше присутствует в повседневной жизни простых людей и всякое правонарушение, в котором есть магический след, обычно связано либо с очень большими деньгами, когда на кону такой куш, что и на чародея разориться можно или с большой кровью. Маг не может повернуть время вспять, не может предсказать будущее на века вперед, не может сдвигать горы и осушать океаны, не дано ему убивать взглядом или оживлять неживое. Но и без этих крайностей в богатой практике Ройса хватало картин, которые и забыл бы, да не выходит. Хорошо обученный маг средней силы может обезболивать и вести контроль дыхания и сердцебиения во время 5 часовой операции. А может пытать человека в течение 10 часов призванными насекомыми и грызунами. Используя половину резерва, маг второй ступени может регенерировать ожог, четверти хватит на негасимое огненное кольцо вокруг особнячка несговорчивого чиновника. Да, на всякого разгулявшегося мага найдется противовес или меткий снайпер, они, конечно же, не всесильные повелители мира, а всего лишь люди. Но человеческая фантазия и жестокость не знает границ. Сам Ройс был восьмилетним мальчиком, когда впервые увидел, как работает маг. Он чистил зараженные трупной гнилью ручьи и грунтовые воды в соседнем поместье. Умерло шесть человек, прежде чем управляющий достучался до хозяина и послал за редким и дорогим специалистом в город. Мастер чаровал с неделю, а вокруг дома, в котором он ворожил, высох яблоневый сад. Перед глазами так и стоит: они, мальчишки, висят на шатком заборе, не смея подойти ближе, пытаются хоть издали заглянуть в окно и посмотреть на взаправдашнего волшебника, не торчат ли копыта из-под длиннополого плаща, не сидит ли на плече ящерица. Из дома изредка доносятся звуки мужского голоса, иногда в оконном проеме мелькает темный силуэт, любопытные так увлечены спором о копытах и рогах, что не замечают, как постепенно начинает жухнуть трава у террасы, как серое кольцо начинает увеличиваться в размерах, расползаясь по саду. Ребенок почувствовал странный запах, будто бы зашел в давно уж запертую комнату, где все пропахло пылью и покрылось паутиной. Взгляд его упал на плод, висевший рядом на ветке, тот чернел на глазах, превращаясь в тлен. Завороженный, он хотел было дотронуться до яблока, но оно рассыпалось пеплом по ветру, будто и не было его вовсе. Ничто не берется из ниоткуда, отравленная вода была очищена, а на том месте по сей день пустырь. Меньше магии. С одной стороны может оно и лучше? Жизнь становится более предсказуемой, простой и упорядоченной что ли. В нее все реже вмешиваются внешние силы, чье воздействие, иногда разрушительное и неуправляемое, может просчитать и ограничить не каждый волшебник. Но для Ройса это не значит, что станет меньше работы, она приобретет иные масштабы. Раньше можно было свалить все свои беды на черного колдуна, теперь же пойди, поищи сначала такого. Хотя в деревнях еще очень держатся за старые традиции. Вот, например, сводка из Пиньи - беглая ведьма, насылающая мор, а скорее всего языкастая баба, которая допекла соседок и храмовника. И сиди тут разбирайся, господин капитан. Хоть тут будет все просто. Перекладывая бумаги на столе, Ройс зацепился взглядом о позабытый листок с аккуратным почерком мадам Морель. Маленькая, едва заметная точка на карте Анселета. Солнечный зайчик от лупы подсветил прорисованные тушью тоненькие линии дорог, рек и границы угодий. Хм, а вот и Пинья, соседние деревни. Ну, прямо криминальный центр провинции, на улицу без кадила не сунуться. Но сверив, скорее машинально, нежели для рассеивания подозрений, даты происшествий, Ройс удивленно приподнял брови. Месяц один и тот же - весна богатая на урожай. Интуиция подсказывает отбросить скептицизм. Пробежавшись глазами по строкам таблицы, он поставил две новые отметки на карте - Лиду и Ареп, и тоже относительно близко. События на год позже. Может и правда орудует ведьма? Что за глупости?! Откуда ей там взяться? Поблизости ни курганов войны, ни древних могильников, места тихие, глухие. Максимум, что там может твориться - нестабильный одаренный, каким-то чудом избежавший внимания местного храмовника, подвинулся умом и куролесит. Но чтобы в течение нескольких лет? Обычно после первого же подозрительного случая деревенские, даже без помощи айна, могут определить виновника. Подросток, а дар начинает провялятся именно в пубертате, с ужасом в глазах, в шоке от собственных действий, дезориентированный, эмоционально выжженный. Не заметить крайне сложно. Откинувшись в кресле, капитан крепко задумался. Картина еще не складывается в голове, ощущение, что увидел лишь кусочки мозаики, а смотреть надо много шире. Такие совпадения не бывают случайными, не в его области. Похоже, в ближайшее время его ждет еще не ода бессонная ночь, надо пойти проветриться, а заодно навести справки. * * * Поднявшись в свою комнату, решила для начала растопить камин: ветер в этой стороне города пронизывал до костей, поднимая юбки и вырывая из рук ношу - я продрогла неимоверно. Для весенних гроз еще рано, но унылая мешанина дождя со снегом зарядит на всю ночь. Только порадовалась наступившей весне и вот, пожалуйста. Об угле договорилась с хозяйкой еще днем, отдав за неделю лишних два фалькона. В ту же цену вошло и масло для горелки и спички для розжига. Когда я поднялась к себе, все это богатство уже лежало у двери. Топить комнату каждый день не получится, но и стучать зубами не буду, а на масляной плитке можно готовить, не тратя драгоценные черные запасы. Но сегодня у меня новоселье, так что гуляем! Из общего чулана, гремя и задевая в коридоре все углы, притащила к себе тяжелую деревянную лохань сомнительной чистоты и еще одно ведро, которые могли брать все желающие, записавшись угольным карандашиком прямо на двери темной комнатушки. Огляделась, начала прикидывать необходимые в хозяйстве вещи. Кое-какую посуду, новую щетку, так как деревянная ручка старой просто рассыпалась в руках, домывала пол, матерясь сквозь зубы, а еще неплохо бы ножницы заточить, но больно дорогие в магазине, и щетку для одежды и зубной порошок, а зеркало. Ну это просто уже мечты. После наступления темноты во дворе не было ни души: хозяйки, накормив голодных усталых мужей ужином, уже давно перемыли посуду, дворовое пацанье убежало на освещенную фонарями улицу выпрашивать медяки на сигареты. Глубокий колодец освещался лишь светом из окон квартир, где пока еще не спали жильцы. Еще час и того не станет, надо торопиться. Три раза спустилась вниз, так что ноги вконец перестали меня слушаться. Поставив греться воду начала раздеваться в прогретой комнате, но вовремя спохватилась - штор-то не было, и маленький незапланированный стриптиз повеселил бы всех новых соседей! На помощь пришли простыни, прихваченные из Чимена (нет, не простит мне этого айн Бошан). Одну повесила вместо шторы, вторую, вздохнув, разорвала, чтобы постелить в лохань и использовать как полотенце. Раздевшись до белья изучила испорченное платье - попытаться спасти стоит - днем не было дождя и ветер высушил подол, так что грязь с юбки частично получилось удалить щеткой, но дальше - только стирка. Камин уже догорал, когда я, наконец, погрузившись в горячую воду, зажмурилась от удовольствия. Не хотелось ни двигаться, ни думать, просто замереть и почувствовать этот момент. Наверное, я отключилась на какое-то время, потому что когда я в следующий раз открыла глаза, только свеча освещала комнату, очаг погас. Завершив свое купание и обернувшись простыней вместо полотенца, добежала по холодному полу до камина, подбросить дров. Переодевшись в чистую сорочку, пододвинула лохань поближе к камину и устроилась стирать, пока вода была еще хоть немного теплой. Платье оставило после себя черную мутную воду, которую я крадучись на цыпочках вылила в общей судомойне на этаже. Чулки и белье стирала уже в холодной, но чистой воде, где затем еще раз прополоскала платье. Развесила все на стульях у камина, постелила единственную простыню на казенный матрас и почувствовала, что сейчас просто упаду, но решила сделать еще одно важное дело. На подоконнике стоял горшочек со сливочным маслом, баловство и транжирство, бубнил мой внутренний голос, но был послан. Я зачерпнула пальцем мягкую массу, которая тут же начала таять и соскальзывать обратно, но много мне и не надо. Лицо заблестело, словно масленичный блин, руки и стопы чуть ныли и требовали продолжения массажа, но хорошего понемножку. Укрывшись вместо одеяла собственным пальто, подумала, что все же два фалькона в неделю это справедливая цена за то умиротворение, которое опустилось на меня за миг до погружения в сон. 'Остается надеяться только на чудо'. Для бедноты вроде Нисы эти слова, что приговор: будь она побогаче, может и раскошелилась бы на монету смильта, да не убоялась правосудия богов, но что делать прикажете, коли сама отродясь серебрушки в руках не держала. В ее родной деревне самой ходовой монетой был медень в четверть дайма, а чаще и того квинта соли, мешок муки, дюжина яиц да корзина рыбы. Была б какая родня, растрясла-разжалобила, а так - иди Ниса, вдова Варса-кровельщика, в Храм с пустыми руками, да надейся, что айн не блудил вчера, в день полной луны, а постился да молился как положено. Может тебе горемычной улыбнется удача и будут еще долгие зимы все друг другу по окрестным деревням рассказывать, как сжалились боги над простой крестьянкой из Тарру, не обделили ее, не за себя просящую, да послали утешение и помощь. А ведь если подумать, разве Ниса многого просит? Вот помер прошлой весной муж, благо успел вспахать общинный надел, не роптала. На жатву со старшими дочерями вышла, понимая, что иначе на долю из общака можно не рассчитывать. Свой кусок земли кровью и слезами заливали, но лен посадили, все лето стерегли от жучков и тли, девчонки младшие воронье палками гоняли, а как пришло время собирать урожай, так зарядили такие ливни, что весь сырец вымок, и крытый сарай не спас, ветром солому с кровли срывало. Осени-то о прошлом годе почти и не было, заморозки пошли, едва лужи на деревенской площади высохли. Так и сгнил весь труд не просохнув, а Ниса с шестью дочерями осталась без денег на будущий год. И как жить прикажете? Нет льна - нет и толкового занятия на зиму, заскучали старшие девки без прялки и ткацкого станка, пропадать вечерами стали, а по деревне слухи пошли. Говорят, Нисины дочки у старого амбара ошиваются, там, где парням из соседней Витты свиданки назначают. Не успела мать выдрать их как следует - сбежали от безделья и голодухи в город, а может позор скрыть хотели. Ну да двумя ртами меньше. К весне Ниса забыла, каково мясо на вкус, жира и того не осталось, что нельзя было съесть - продавала, что нельзя было продать в печку бросала, дров-то нарубить тоже денег стоит. Лесник был мужиком добрым, но самоуправства в своей вотчине не терпел. Когда на огороде еще не проклюнулись первые ростки, захворали все дочки кроме одной. Местную знахарку-колдунью три зимы назад деревенские огнем погнали - уличил ее айн в порче воды колодезной. Много тогда народу померло, но семью Нисы несчастье обошло. А тут и позвать-то некого, разве что самого храмовника. Пришел он, посмотрел на бледные личики и кровоточащие десны да говорит: 'Остается надеяться только на чудо'. За ту ночь много всяких дум передумала Ниса, не спала ни минуточки, все гадала, как быть, где денег на дары богам раздобыть да как их потом возвращать, ведь за просто так никто не облагодетельствует. На следующий день снова явился храмовник узнать решение несчастной матери - будет она богам подносить или на безмолвное чудо понадеется? И только Ниса хотела броситься ему в ноги, да просить о праведном заступничестве, как вдруг айн весь в лице переменился, заметив старшую из оставшихся дочерей. Та сидела в темном углу на лавке да плела корзину, тихонько напевая колыбельную дремавшим на печи больным сестрам. Словно коршун впился взглядом он в руки девочки, из-под шустрых пальцев которой выплетался кружевной бок ивовой корзинки. - Это твоя здоровая соки из них пьет. Колдунья она. Видишь будто бы серебряную нитку по плетенке? Отдай ее Храму в услужение, грех замолит, дочери твои выздоровеют. Волшебница или колдунья, все одно - для семьи это большие траты. Либо ребенка отправлять учиться в город, а на одну дорогу уйдут все последние деньги, либо растить и надеяться, что чаровничья сила не сведет с ума, а деревенские не сживут со свету непохожую девочку. Как ни плакала дочка, как ни просила отпустить ее к старшим сестрам, но Ниса так рассудила: храмовые зла ребенку не сделают, накормят да делом займут, что еще надо? А если все будет так, как сказал айн, то и младшим полегчает и опять же едоком меньше. На следующий же день явился храмовник за девочкой, как вошел, та сразу и притихла. Говорит: 'Ты, Ниса, правильно решила и тебе зачтется это на божьем суде'. А самого потряхивает, будто в ознобе, испарина на лбу выступила, губы побелели. Взял за ручку перепуганную и дрожащую, точно зайчонок, дочь и увел послушную со двора. Та уже и не плакала, только все оглядывалась на мать, вдруг та передумает? Огляделась Ниса в опустевшей избе: три пары печальных глаз из-за печи смотрят, а на перепачканных мордочках такая тревога написана, мол, неужели ты, мама, и нас из дому погонишь? Всплакнула мать, да принялась по хозяйству хлопотать, ведь трех главных помощниц лишилась. А спустя неделю проклюнулась первая стрелка лука, а там и мать-и-мачеха расцвела. Младшие и вправду быстро окрепли, щечки снова зарумянились, зазвенели серебряные колокольчики-голоса. В домашних заботах разлука со старшей сестрой забылась, а самой Нисе тоже стало не до грустных переживаний - Ивар-токарь, справный мужик, хоть и хромой, замуж позвал. Осенью, как убрали народившийся в этом году богатый урожай, да сыграли свадебку, вспомнила Ниса о дочери, захотела проведать, отнести гостинец - первый кусок свадебного каравая, на счастье. Пришла она в Храм, спрашивает, где девочка, айн ей и ответил, сбежала твоя девочка по дороге из деревни, а голодные по весне волки и утащили ребенка, только фартук нашли. Столичная штучка. Утро встретило меня серой хмарью за окном - коротеньким прояснением между ночным буйством непогоды и его дневным продолжением. Этого времени едва хватило, чтобы спросонок выскочить на улицу в овощную и мясную лавку, а также за сыром, хлебом и кофе, чуть приведя себя в порядок. Прощаясь с булочником, я приостановилась на пороге - дождь уже лил стеной. Будто съёмочная бригада какой-нибудь костюмированной мелодрамы на натуре забыла выключить свой шланг-поливайку. С одной стороны, совершенно не хотелось промокнуть до нитки, с другой - зацепиться языком с лавочником тоже. Я еще не продумала легенду, а тут новое лицо, вопросы, откуда приехали, надолго ли к нам, где остановились. Пока расплачивалась, еще смогла, не вдаваясь в подробности, отболтаться, похвалить ассортимент, поспрашивать, что берут, но долго тут не продержусь. Да и бежать вроде бы близко, через улицу и в проулок. Пальто почти выдержало - только по швам на плечах протекло, а вот ботинки наполнились водой моментально, на что я рассчитывала? Обернувшись уже в проеме арки своего дома (а звучит-то как! 'своего дома'), засмотрелась на реки воды, текущей шумным потоком по неровной булыжной мостовой. Улица исчезала за поворотом домов через пять в сторону бульвара, но сейчас дождь настолько усилился, что пейзаж потерял свои краски, и только очерченные брызгами крыши домов и навесы перед лавками выдавали рельеф города. Ни души, вон только в дверном проёме напротив стоит-медитирует мальчишка-подмастерье. Не успела я захлопнуть дверь своей комнаты, как в нее грубо забарабанили. - Эй, дамочка! Бадью верни, зажала! - раздался сердитый женский голос. Я оглянулась - и правда, дуреха, забыла ее оттащить обратно, сил вчера вечером просто не хватило. Глубоко вздохнув, приготовилась выслушать сварливую соседку - лучше сразу не качать права, мне тут нужны связи, опять же утюга нет. В коридоре, прислонившись спиной к косяку и долбя каблуком ботинка в мою разнесчастную дверь стояла нимфа. Немного потасканная. Все же утро, дождь, а ночь была длинной и, по-видимому, веселой, вон как от нее пахнет мужским одеколоном. Платье зеленой тафты в легком беспорядке, на голове тоже следы бессонницы, в общем, барышня вернулась с работы. Она повернулась на звук, недовольно хмуря свое симпатичное личико. - Хо, а где бабенция? - все нетерпение и раздражение улетучилось. Девица не скрываясь разглядывала меня, впрочем, интерес на лице быстро сменился маской наглости и превосходства. - Ты что ль, тут живешь? - Ну, допустим, - я зеркально встала в ту же позу, скрестив руки на груди, оглядела девушку. - Удачный был вечерок, соседка? Ты не наших., - глянув на меня повнимательнее, констатировала. - Деревенская. Как звать-то? Я это корыто сама год тащить буду. Новая соседка хмыкнула, но, кажется, внутренне выдохнула. Мы дружно взялись за веревочные ручки лохани и потащили ее прочь из комнаты. - Тут раньше жила тетка Жермен, вредная, хуже квартального. Вечно на всех стучит. Прибили ее, наконец, что ли? А тут, - она кивнула в сторону двери, мимо которой мы как раз волочили свою ношу, - живет фонарщик, имени не знаю, зову его 'дедуля'. Остановившись перед следующей по коридору дверью, девица выпрямилась, переводя дух. Она махнула рукой в уходящую темноту: - Там дальше - Мессина и месье Увре, повар при казармах. Ну, а я, - она весело сдула прядь растрепавшихся волос со лба, - Амандин. - Будем знакомы, - улыбнулась я ей в ответ. - Заходи как-нибудь вечером, поболтаем. - Вечером я обычно работаю, - захихикала Амандин. - Но с утреца может и загляну. Вот и первые знакомые. Тут не деревня, репутация моя от такого соседства не сильно пострадает, да и в любом случае, что могут подумать об одиноко живущей безработной женщине? Прямо скажем, жди гостей, Марика. Даже в бытность мою прислугой в доме айна, не удалось мне скрыться от двусмысленных предложений и намеков со стороны как холостых парней, так и женатых мужчин. И никого не останавливали ни сан моего покровителя, ни даже слухи о причинах его милости ко мне. Да, были и такие. Что уж говорить о городе, где нравы куда как проще. Дождь все не унимался, выходить на улицу не имело смысла, разве только решившись свести счёты с жизнью - подхватить скоротечную чахотку или пневмонию. Сменной одежды у меня по пальцам перечесть, обувка так вообще единственная. В туфлях сейчас не пощеголяешь. Блуза, юбка да платье, что сейчас на мне, да немного белья. Исправлением этого удручающего любую женщину факта, я и занялась. Итак, что у нас в активе: некогда темно-зеленое, а ныне цвета дорожной грязи пальто с широкого плеча господина Бошана. В прямом смысле с его плеча, ибо пальто было мужским и на пару размеров больше. Хоть я и отъелась за последние пару лет, и на доходягу уже не походила, но при нынешнем образе жизни такие телеса мне не отрастить. Темно-синее платье, подол которого испорчен безнадежно, две сорочки, смена панталон, чулки, чепцы, две ветхие (не позволила мне совесть прихватить получше) простыни, но они уже пошли в употребление. Коричневая юбка, простая ситцевая блуза и соломенная шляпка-канотье, которые я надевала по праздникам. Убитые ботинки, да летние туфли, на которых я, к счастью, поменяла подметки. Кусок мыла, медная кастрюлька и ложка, нож с отваливающейся ручкой. Спички, отсыревшие в дороге, мятая тарелка из жести, эмалированная кружка и связка свечей. Ножницы, которые отчаянно требуют заточки, расческа, развалившаяся щетка, кошель и главное сокровище - хрустящий бумажный пакет из галантерейной лавки. Возможно, стоит пересмотреть свои приоритеты. Либо я нахожу работу, либо умру с голоду. Хотя нет, не умру, так как панель всегда ждет самонадеянных дурочек из провинции. Но рискнуть стоит. Подсохшее после утренней прогулки пальто проявило на себе следы всех ударов судьбы: низ был покрыт пятнами въевшейся в каждую нитку грязи, саму ткань сукна повело так, что на её поверхности вздымались бугры. Оценив ситуацию, я решила заняться перелицовкой, кропотливой, но необходимой работой, иначе больше, чем на место в артели бродяжек можно и не рассчитывать. За этим делом и провела почти весь следующий день, поглядывая на развешанную тут же, на спинке стула, прочую свою одежду. Прикидывала так и эдак, что может получиться. Я шью быстро, мадам Агаста, моя хозяйка в Пиньи, давала мне много возможности попрактиковаться в скоростном распарывании мешков из-под муки и сметывании любых элементов гардероба - от детских сарафанчиков до женских камиз. Вода все лилась и лилась с неба, так что мне ничего не оставалось, кроме как устроиться поближе к окну и запастись терпением. К вечеру, когда невидимое за пеленой облаков солнце спряталось за крыши Демея, я разогнула затекшую спину. Пальто удалось: выглядело, конечно, не новым, но весьма презентабельным. И пусть рукава лишились истрепавшейся подкладки (разбогатеем-подновим), а подол пришлось отрезать больше, чем на локоть, так как грязь пропитала его насквозь, прочие следы невзгод хозяйки получилось прикрыть и даже подогнать вещицу по фигуре. Если раньше это был бушлат с чужого плеча, то теперь из-за перелицовки он уменьшился в размерах, а благодаря выточкам на талии и ушитым рукавам смотрелся даже элегантно. Я не удержалась, и когда возвращала на место чересчур широкие плечи, добавила кокетливые защипы-фонарики. Примерив окончательный результат уже поздно вечером, когда в темном стекле окна можно было видеть себя словно в зеркале, я долго вертелась и разглядывала со всех сторон новый силуэт. Вот сейчас из-за всего этого тряпья начинала проступать молодая девушка, в меру легкомысленная, улыбающаяся своему отражению, довольная им. Окрыленная своей маленькой победой над стесненными обстоятельствами. Смеясь и улыбаясь, я покружилась по комнате, абсолютно счастливая в своем маленьком скромном жилище. Просто снится. Да все, что со мной происходит последние шесть лет, кажется одним затянувшимся сном, чаще, конечно, кошмаром. Но если честно, у меня язык не поворачивается жалеть себя. Чем дольше я тут живу, тем больше я понимаю, как мне несказанно повезло. Крыша над головой, работа, тяжелая, даже изнурительная, но не унижающая во мне человеческое достоинство, кусок хлеба - все это было у меня, что в Пинье, что в Чимене, где не всякий житель ел каждый день. Айн Бошан, конечно, помогал сирым и убогим, но и его на всех не хватало. Дети из небогатых семей в пять лет уже могли работать где-нибудь на консервном заводе или даже в поле, под палящими лучами солнца, на сборе урожая. Глядя на этих недокормленных заморышей, я часто сомневалась, а есть ли им пять лет? Девочки в двенадцать лет уже работали наравне с взрослыми. Помню свою соседку, худую замарашку в доме через улицу, служила у адвокатши. Ей было тринадцать, но больше десяти на вид никто не давал. Когда она тащила тяжелые ведра с водой, чтобы, как заведено, помыть крыльцо субботним утром, ее тонкие ручки дрожали от напряжения, казалось, они просто не могут удержать ничего больше клубка шерсти. Время бежит, деньги в кошельке тают, а у меня нет ни волшебной разменной монеты, ни богатого ухажера, ни карты сокровищ. Вообще никого. Даже хозяев, щедрых и не очень, которые все эти годы, так или иначе, заботились обо мне. Мысль об отсутствии тыла отзывается неприятным холодком в пустом желудке. Комната быстро остывает. Можно подбросить немного в огонь, чтобы приготовить себе ужин - рагу из говяжьей голяшки. На плитку мой скромный бюджет оказался не рассчитан, посмотрим, что будет дальше, а пока покашеварю у камина. За окном, отражаясь от гладких оштукатуренных стен, гулким эхом перекатываясь по всему двору-колодцу, послышался звонкий голос - продавец газет! Накинув свою обновку и чудом вспомнив про шляпку (вот привыкла же к чепцу), я побежала за ним на улицу. Пришлось остановиться перед подъездной дверью, там, где висел фонарь, чтобы оправить свой наряд. Невозможно хороша. Нагнала почти у бульвара, парень не стоял на месте, шел себе, горланя заголовки передовицы. Лишь на перекрестке я сумела его окликнуть. Пол дайма и немного отсыревшая при такой-то погоде, пахнущая типографской краской свежая пресса у меня в руках. Два разворота объявлений о работе! Рассчитывалась с газетчиком, а глаза уже в нетерпении бегали по строкам ровных узких колонок. 'Не разговаривай во время еды' и 'не читай на ходу', - учила меня в детстве бабушка. В доказательство тщетности ее наставлений я чуть не упала, столкнувшись с выходящим из кофейни по соседству мужчиной. 'Она подняла глаза, и взгляды их встретились. Широкоплечий красавец-мужчина, кавалерист с усами и при эполетах, подхватил ее хрупкую фигурку, не выдержавшую столкновения с его мощным торсом'. Как там дальше? 'Офицер нежно, но крепко сжимал её тонкий стан, взор горел, губы начали сближаться с её трепещущими устами.' Ну, или как-то так. Не удержавшись на ногах, я чуть было не рухнула в грязь всей своей стиранной и штопаной красотой, но чьи-то сильные руки поймали меня буквально в полёте. Я успела только ойкнуть, судорожно вцепившись в своего спасителя (он же причина потери равновесия), как в голове понеслась вся эта романтическая ассоциативная цепочка. Окрыленная и воздушная словно сильфида, уверенная в собственной неотразимости, я уже готова была тупить взор и кокетливо стрелять глазками. Ведь на мне шикарное пальто и парадная шляпка! Что это за птичка? - наши взгляды встретились, и улыбка-ухмылка потенциального кавалера погасла. - О, прости, мамаша. Меня достаточно бесцеремонно поставили на ноги, аж зубами клацнула, после чего пришлось спешно одергивать съехавшие полы и ворот, возвращать канотье на положенное место. Слова не шли в голову, по щекам пошли красные пятная, я сопела, как разъярённый дракон перед финальным плевком в паладина. Чертов рыцарь, лучше бы в лужу упала, от грязи отмыться можно, не впервой, а вот от слов. До чего же обидно! Лицо перекосило, даже презрительно поднятая бровь вызывает только жалость. Я стояла перед входом в шумное кафе, с ощущением, что на меня пялятся все его посетители, пыталась удержать подступившие к глазам слёзы. Деревянными пальцами водружала свой незатейливый головной убор обратно на макушку, но он как назло все съезжал обратно. Где эти чертовы булавки? Ненавижу себя за так не вовремя проявившуюся душевную чувствительность! Есть у меня такая черта: вообще я не из пугливых, какого-нибудь барыгу на рынке могу обругать (все мы люди, зарабатываем как можем), наглого парня, распустившего руки, окоротить (неприятно, но в каком-то роде это неловкая демонстрация симпатии), а вот сталкиваясь с такой беспричинной грубостью, хамством - теряюсь. Превращаюсь в маленькую беспомощную девочку, голос дрожит, слезы сами собой катятся. А он стоит ещё, усмехается. Мог бы и промолчать, так нет, надо показать свое остроумие. Выдохнуть, выдохнуть. Мои руки накрыли теплые мужские ладони и быстро поправили безобразие на голове, приколов шляпку на место к вороньему гнезду - булавка просто выбилась из прически, и я не могла ее нащупать. - Ну, ладно, не сердись! Как тебя зовут, м. - посмеиваясь, спросил незнакомец. - Идите к черту, месье, - да, это все, на что я способна в такой ситуации. Потому что щеки вот-вот станут мокрыми, осталось только носом шмыгнуть. Ах, ну вот, пожалуйста. Валяется прямо на мостовой, этот тип еще и сапогом ее придавил. И что мне делать? На колени перед ним бухнуться? Проследив за моим взглядом, мужчина сошел-таки с перепачканных измятых страниц. С каменным лицом я подняла газету, и попыталась ретироваться - хватит с меня. Не удалось, меня бесцеремонно ухватили за локоть. - Да стой же! Ты что, на бульваре новенькая? Не видел твоей мордашки. Рука, сжимавшая грязный сверток, готова была нести возмездие. Всякая неуверенность в себе улетучилась, потому что на ее место пришла тихая ярость. Что меня удержало от того, чтоб надавать ему мокрой газетой по мордасам? Врожденная интеллигентность, не иначе. В голове что-то тоненько зазвенело, и я увидела нас со стороны: лихой-удалой господин и сельская простушка, декорациями служит ярко освещенная окраина квартала проституток и воров. Кого тут можно встретить? Даму благородных кровей? Графиню в домино и маске? В этот час самая приличная женщина в поле моего зрения - цветочница, что ходит между столиками и предлагает разряженным в пух и прах господам букетики первоцветов. Богатые месье приводят сюда своих мадмуазель, любовниц, ослепляющих красотой, роскошью одежд и глубиной декольте. И тут появляется Марика. И у нее есть идея. - Сударь, вы обознались, - я напустила столько холодности и презрения в свои слова, что губы, их произносящие, должны были покрыться инеем. - Упорство, с которым вы делаете одно оскорбительное предположение за другим, поражает. Стоит ли мне позвать полицейского, чтобы избавиться от вашего назойливого внимания? Ансельский язык, если обладаешь определёнными знаниями, позволяет вскользь указать человеку на его место, лишь немного изменив грамматическую конструкцию. К младшему сыну маркиза никогда не обратятся так же, как к старшему графскому отпрыску. Разговорный, простой анселе, для ежедневного употребления, не знает таких нюансов, в то время как вежливый, использующийся для обращения к айнам и меж господ, дает возможность выделить до четырех ступеней превосходства. Есть еще сверхвежливая форма, которая встречается разве что в молитвах к богам и прошениям к монархам, но мне известно лишь то, что она существует. А вот вежливая форма знакома не понаслышке. Все-таки в доме у айна жила и не самого последнего. Крестьяне и буржуа выносят со школьной скамьи лишь малую крупицу, приветствие да формулу покаяния в Храме, в то время как среди людей интеллигентных это норма общения. Ну-ка, тряхнем стариной. Красноречивый взгляд на плененную руку, и его пальцы разжимаются. Мужчина высоко поднял брови и усмехнулся, и, помедлив, уже чуть более сдержанным тоном продолжил: - Серьезная вы женщина, мадам. Нет, полицию звать не стоит. Молю о прощении, - в гротескном жесте он схватился за сердце. - Может быть, разрешите в качестве моральной компенсации угостить вас рюмочкой. Хорошо-хорошо, чашечкой чая? - переспрашиваю я. Ты сам напросился. - Что ж, возможно это сгладит неприятное впечатление от нашего знакомства. А что, играть в благородных, так играть. Он же не думал, что я откажусь? После шести-то лет кафешечного воздержания? Нет, любезный, будешь сидеть рядом с 'мамашей' и вести светскую беседу на глазах у всей этой полусветской публики, пока профитроли из ушей не полезут. А я буду вспоминать, что такое манеры, скоро пригодятся. Мужчина с комичным поклоном пропускает меня перед собой, и я, лавируя между стульями и жаровнями, чинно шествую к столику в самом центре шумной веранды. Может место обычно выбирает и мужчина, но сегодня он страдает отсутствием такта. И похоже, он не рассчитывал на зрителей. Один-ноль в мою пользу. С прямой спиной усаживаюсь за столик, который сервирован явно не для чаепития. - Два кофе, Себастьян, - делает он заказ появившемуся словно джин из бутылки официанту. Этот хлыщ их тут всех по имени знает? - Да, господин Клебер. Мадам желает десерт? - Что вы будете? На белоснежной льняной скатерти лежат три кожаные папки: объемистое меню основных блюд и закусок, менее впечатляющая размерами винная карта, и совсем небольшое десертное, благо все подписано, и я максимально изящным жестом своих потрескавшихся от стирки рук беру верхнее. Не спеша открываю и пробегаюсь глазами по строкам. Названия десертов в меню мне не знакомы. Что уж там, я с трудом могу их прочитать, в лучшем случае ошибусь в ударении, в худшем - закажу какие-нибудь сырники по-деревенски, чем окончательно уроню себя. - Положусь на ваш вкус, - равнодушно бросаю в сторону, захлопывая меню. Вот так, пусть мужчины решают все мои проблемы, а не сваливают на хрупкие девичьи плечики бремя выбора. Но, кажется, мой спутник верно оценивает ситуацию. Лицо его говорит 'ну что ты тут из себя строишь?' Сидит, небось, и думает, что я отродясь ничего вкуснее яблочного пирога не ела. Он что-то мурлыкает гарсону, и тот с легким кивком исчезает из поля зрения, захватив лишние бокалы и приборы. Тихо шепчет граммофон. Гул людского многоголосья. Звон вилок о тонкий фарфор. Неуклюжая пауза. Мы сидим и рассматриваем друг друга, я как бы незаметно, он неприкрыто. Я же, сделав пару нейтральных комплиментов убранству зала, перестала пытаться развести тут светскую беседу и занялась разглядыванием окружающих. - Откуда же вы, прекрасная незнакомка? - подал реплику месье Клебер все с той же иронией в голосе. - Логично предположить, что из Антуи, милостивый господин, - совершенно не хотелось поддерживать его ерничество, да и устала уже от этого тона, так что решила не перегибать с ответным ехидством. - Да, но конкретнее? У вас такой интересный прононс, я пытаюсь понять из какой ее части, уроженка севера или центра. - продолжает выдавать мне тонкие намеки, что я деревенщина. Столичный регион находился на юго-востоке, в то время как равнинные просторы центра и севера Антуи были районами аграрными. Уж атлас своей 'родины' я изучила вдоль и поперек, благодаря обширной библиотеке господина Бошана. - С южного побережья, но я уже долгие годы живу вдали от отчего дома. Под легкий шепоток посетителей в зал вплывает тележка с накрытым металлическим колпаком блюдом и маленькой горелкой. И, конечно же, останавливается рядом с нашим столиком. И это все на что вы способны? Дорогой, да я в десять лет кухню чуть не сожгла, экспериментируя на тему груши в коньяке, а тут какая-то слива и шарик мороженого. Я вас умоляю! И бровью не повела, пока мэтр Себастьян устраивал свое огненное шоу, на мой взгляд, он слишком широко размахивал руками, можно было и сдержаннее, но тогда бы пропал весь драматизм ситуации. Отпустив его со спокойной вежливой улыбкой, я не спеша расстелила вдвое сложенную салфетку у себя на коленях и перевела взгляд на своего кавалера. - Это ваше любимое кушанье? - Да, смею надеяться, что вы также его оцените. - Не слишком люблю алкоголь в десертах, но карамельный запах божественен. Волшебно, - добавляю на анту. Закрепим в его сознании мою национальную принадлежность. Надо сказать, я ходила по лезвию бритвы, но в приборах не запуталась, мороженое на ложечке не обсасывала, посудой не гремела, и удержалась от причмокивания над нежнейшим, тающим во рту десертом. Стоит ли вспоминать, когда я последний раз такое ела и когда отведаю еще. Хотя куда практичнее было бы столкнуться рядом с мясницкой лавкой, гляди обзавелась бы рулькой к завтрашнему обеду. Эх, не будем о грустном! Я искренне наслаждалась ситуацией, на какое-то время даже позабыла про вредного месье Клебера. В голове созревал план, рисковый, но позволяющий решить часть финансовых проблем. Я привыкла держаться внизу, быть незаметной, когда по совокупности знаний и умений могла бы претендовать на большее. Оно понятно, что если тебя ищут по всей округе, а денег уехать хотя бы в соседнюю провинцию нет, то приходится таиться. Да и что я могла, бессловесная, даже пять лет назад? Но теперь ведь можно и рискнуть? Стезя прачки или горничной всегда будут открыты, может быть, пора повысить планку? Страшно, ох, как страшно. - Моя спутница меня игнорирует, - притворно расстроился мой кавалер. - О, простите. Меня поглотили воспоминания. Вы напомнили мне о родине, и ностальгия нахлынула с такой силой. - То есть десерт вас не захватил? - он недоуменно поднял брови. Я посмотрела на чуть недоеденное лакомство: подтаявшее мороженое растеклось сливочной лужицей по затейливо расписанной тарелочке. Вот так задумалась. - Было восхитительно, - я отодвинула недоеденный десерт. Нет, я не буду вылизывать тарелку. И снова глупая ситуация. Растеряла я за годы навык ведения непринужденного разговора. Сижу в неловком молчании с мужчиной, который принял меня сначала за барышню определенного сорта, а затем видимо, за кокотку в поисках покровителя. Уж не знаю, что он думает сейчас, но, кажется, пора исчезнуть со сцены. Не то предложат расплатиться, не он - так официант. И не знаю, что хуже. Как раз в этот неловкий момент ловкий и вездесущий мэтр Себастьян принес на блестящем серебряном подносе маленькую записку моему спутнику. Пробежавшись глазами по строкам, он, извинившись, испросил разрешения откланяться. - Себастьян, на мой счет, - бросил через плечо и исчез. Как сказала одна мудрая женщина: 'Мы бы меньше беспокоились о том, что другие думают о нас, если бы поняли, как редко они это делают'. Мне оставалось только мило улыбнуться официанту и придвинуть обратно фарфоровую тарелочку. Сутки корпения над пыльными, списанными за общей безнадежностью делами. Никому не нужными делами, даже родственникам потерпевших, уже давно потерявших всякую надежду. Ты попробуй, вызови хоть кого-нибудь на повторный опрос, в лучшем случае поинтересуются, не мало ли другой работы у господина капитана. Чернильные пятна на пальцах и, черт побери, манжете рубашки. А кто сказал, что работа в полиции - это адреналин, погони и перестрелки? Выдержка, усидчивость - вот что отличает хорошего сотрудника от плохого. Такой будет думать головой, а не мыслить шаблонами, да и в засаде не сорвется палить из табельного оружия при первом шорохе. Вынужденный перерыв на сон. Две ночи кряду дремы на кушетке пользы делу не принесут. Ах, какие лица были у подчиненных, когда следующим утром, хмурым и неприветливым, капитан явился на службу свеженький, подтянутый и с неистребимым энтузиазмом в глазах. Сразу стало понятно, напал на след. Мадам Морель не успела подивиться скорому возвращению капитана. Запрос на поднятие архива последних пяти лет по округу Демей не оставил ей времени на пустую болтовню. Ройса интересовали все дела, где так или иначе, фигурировали необученные одаренные, потерпевшими, обвиняемыми или свидетелями. Нераскрытые дела он уже занес в таблицу, оставалось обработать еще пять раз по столько. Ну, да что ему одному пахать, вот для чего нужны стажеры. А пока работа в отделе кипит, прокатимся к консультанту. То, что расследование магических преступлений лежит на плечах простого смертного с одной стороны может показаться шуткой, издевательством. А с другой - вынужденной необходимостью. Цеховая солидарность, чтоб ее. Мастер Талли - один из редких магов старой школы, прошедший войну, репрессии, в свои сто двадцать лет вел уединенный образ жизни, изредка преподавал в университете молодым дарованиям, коротал отмеренный век в маленьком анклаве на окраине Демея. Знаний из курса общий магии может хватить разве что квартальному, чтобы трезво оценить ситуацию - звать дежурного мага или наряд жандармов. Ройсу по долгу службы требовалось несопоставимо больше, и он черпал информацию при каждом возможном случае. Из книг, бесед с мастером Талли, молодыми магами в комендатуре или на вызовах, экспертизах и освидетельствованиях. Сегодня рассказ мэтра под чай с чабрецом и абрикосовым вареньем протекал не как обычно, без постоянных вопросов и уточнений со стороны капитана - он все никак не осознавал, что ищет, поэтому просто задал тему. Магический талант, волшебный дар, колдовская сила - назовите как угодно, можно даже вторить вслед за храмовниками о черной его сущности, но смысл останется прежним. У кого-то он есть, развивается, крепнет, а у кого-то его нет, но жизнь от этого не становится хуже. Хотя нет, становится. Способности врожденные, часто передающиеся по наследству, поэтому магическое сообщество клановое, чужаков пускать не любит. Но нередки случаи рождения в одаренной семье и 'пустых', как называют милые родственники людей без источника. В этом случае жизнь среди 'наполненных' может стать невыносимой. Маг - это в первую очередь профессионал, человек получивший минимум две ступени образования. Первая - школа до шестнадцати лет, затем колледж еще шесть. На выходе - дорогой специалист, которого нанимают для сложных, интеллектуальных, опасных или стратегических решений и ситуаций. 'Но дешевле смильта', - посмеивается старик, не упускающий возможность вставить спицу своим конкурентам. 'Все прочие самопровозглашенные кудесники - недоучки и шарлатаны', - в этом месте мэтр брезгливо поджимает тонкие старческие губы. Без обучения сильному волшебнику грозит слабоумие, он становится опасен для общества, среднему и слабому в лучшем случае достанется обостренная интуиция, возможно везение. Магия как еще одна рука: если не развивать, то она и будет бездействовать, быть на подхвате или даже мешать. 'Нет, молодой человек, толпы сумасшедших магов не заполонят этот мир. Во-первых, нас не так много, а во-вторых, обучение сулит выгоды в будущем много больше, нежели трат. Банки охотно дают ссуду таким студентам'. Если дитя рождается с даром, то это проявляется примерно с половым созреванием, лет в десять-двенадцать, иногда позже. Вы себе представляете, что творится в голове ребенка в этот момент? Последние пару лет родные не знают с ним сладу, сотканный из противоречий, он либо считает себя ужасным монстром, либо уверен, что монстры вокруг. И вот неожиданно милое дитя уже не головная боль и заноза, а 'избранный'! Увы, в школе им начинают внушать эту мысль с первого дня, и ничто не противопоставляется сией педагогической методе. В таком состоянии из этих малолетних. Маленьких демонят можно слепить все, что угодно. Многие из них имеют полный букет типично подростковых комплексов: эгоцентризм, страх быть вне социума, заниженную самооценку, вплоть до ненависти к себе, если вдруг посчастливилось айну заиметь такого отпрыска. Его же с детства воспитают в отрицании магического источника. Хотя по сути одно и тоже. Ну да, в общем, на манипуляции фобиями и строится вся современная воспитательная система подрастающих творцов мира. Типичный портрет вы знаете, встречались: самолюбивый умный карьерист. Ройс сморгнул, недопонимая. Почему карьерист? Потому что очень скоро они понимают, что избранные они были дома, а тут все одинаковые. Сила мага - величина, определенная от рождения. Это как физические данные, которые либо есть, либо нет. Но вначале все приблизительно в равной мере унылы. Так что начинают выпрыгивать из своих форменных кителей, лишь бы выделиться. Ну, теперь уже не только кителей, я по-старому сужу, тогда барышень не брали, запечатывали. Самое опасное - второй год обучения: силу смирять немного научились, и пошла простейшая практика, скучная, однообразная. А какому будущему великому магу не захочется сбежать от рутинных экзерсисов, да не поразить однокашников могуществом своей костлявой пятерни? Что случается? Ну, летальные исходы тоже бывают, но обычно заканчивается все трещиной. Сила есть, но все время утекает. К старости и ваш покорный слуга такой обзавелся. Профнепригодностью это не назовешь, нет. Профессиональным заболеванием скорее. Хотя для студента это, конечно, конец света, его теперь, такого несокрушимого, максимум на заверение печатей в купеческой лавке хватит. Это после метаний - архимагом огня или земли ему стать. Ну, вы поняли. Тут многие ломаются, бросают, а кого-то и святоши переманивают. У прыщавого юнца с полной чашей спросите: ' хочешь быть айном?' Правильно, я б тоже не стал. Они в наше время такие слова знают и не стесняются. А вот если ему терять-то особо нечего, то может и уговорят. И главное публичная версия - ребенок лишился дара полностью, а на самом деле. Вообще есть узкие специалисты по возрастной психологии одаренных, может быть вам надо посоветовать коллегу? Какой-нибудь ш.шалун натворил бед? В целом портрет интересует. Ну да я описал. По мне так их надо не ордой гонять, а как раньше приставлять к мастеру не ниже четвертого уровня и чтоб порол, а не 'настраивал тонкий инструмент юношеских душ'. Пороть надо, пороть. Да то мое стариково мнение. * * * По дороге обратно Ройс пребывал в задумчивости. Информации он влил в себя такое количество, что того и гляди выплеснется из головы на крутом повороте кареты. Нужно переварить, переработать и пустить в действие. Время шло к вечеру, засиделся капитан у словоохотливого мастера Талли. Чего уж скрывать, уходить не хотелось, и не только потому, что в голове начал выкристаллизовываться каркас расследования. Вопросы начинали распирать изнутри. Старый волшебник принимал его невероятно тепло и по-домашнему, вспомнились собственные родители и толпа родственников, оставленных много лет назад. Дабы не утомлять своего консультанта и не злоупотреблять гостеприимством, он с сожалением отказался от приглашения отужинать, решив перекусить в городе. * * * Как известно, если женщина улыбается сама себе, она явно что-то задумала. В медной кастрюльке побулькивает похлебка, я сижу рядом, тепло очага и аромат сытного блюда обволакивают. Аккуратно разделив мокрые листы газеты, развесила их на стульях у камина, а как только просохнут, тщательнейшим образом проштудирую весь раздел объявлений о найме. А пока есть немного света - можно попробовать исправить ситуацию с единственным платьем. Обидный эпизод еще не истерся из памяти и заставил критически на себя взглянуть. На что мне можно рассчитывать в этом городе? Я говорю и выгляжу, как деревенщина, хотя Чимен вообще-то небольшой, но город со своим мэром, Храмом и ратушей. Можно добиться внешнего лоска, но потребует денег и времени, а ни того, ни другого у меня нет. Максимум на что меня хватит - аккуратность и простота в одежде. И то хлеб - если в дом придет устраиваться неряшливая горничная, место уйдет другой претендентке. А если не горничной? Язык мой - враг мой. Айн Бошан человек вежливый и если бы не шуточки местных кумушек на тему моего говорка, никогда бы не заметила, что речи моей свойственны 'милые фольклорные вкрапления' и 'некое местечковое обаяние'. Так выразились его преподобие, когда вопрос был задан в лоб. Не обладая абсолютным музыкальным слухом, на одном упрямстве, стала прислушиваться к речи городских, передразнивая, подражая. Как-то хозяин заметил мои упражнения, и предложил беседовать пару раз в неделю: он оттачивал свои проповеди или рассказывал что-то занимательное из новостей, а я слушала правильную речь и впитывала новую информацию. Для меня любая информация - новая. Не сказать, что ситуация изменилась кардинально, но торговкой рыбы посреди ложи в опере я себя чувствовать перестала. Иногда при быстром эмоциональном диалоге сама слышу свои перлы, но поделать ничего не могу. Буду больше молчать. Итак, образ сдержанной, опрятной, образованной женщины. Ну-ка, что у нас там с нарядом? Платье, как и пальто, немало пострадало в борьбе со стихией и дорогами Чимена: подолу юбки досталось больше всех, истерзанный, в одном месте он свисал лохмотьями, один рукав чуть оторвался от лифа, практически истлели завязки на корсаже, держался тот на честном слове и толике везения. Ткань слишком темная, чтобы шить при таком освещении, но раскроить и сметать можно. Все-таки для меня шитье сродни медитации, я чуть не упустила свой ужин, вертя на столе так и эдак материю. Подвиги с иголкой в руках отложу до завтра. Все равно после еды потянет в сон. И надо сказать, засыпала я с ощущением, что день скорее удался. К утру комната безбожно выстывает. А вкупе с зарядившими дождями уже на рассвете сырость проникает под мое 'одеяло'. Может быть, и хочется понежиться, но холод не дает уснуть обратно. Пришлось вставать, стуча зубами. Проверила некогда свежую прессу, провисевшую всю ночь на стуле - из-за растворившейся в воздухе влаги страницы даже не шелестят под пальцами. Образ 'кофе и газета' акустически разрушен. И все равно, за дело! Уже через пару минут меня постигает разочарование: то, что вчера я приняла за раздел о найме - безумный хаос рекламы гастролей неизвестных мне актеров, фокусников и певцов, объявлений о продаже роялей, брачных предложений и лишь часть - это поиск сотрудников. Тем не менее, удается откопать и кое-что интересненькое для себя. Например, 'особа и корреспондентка для составления писем и ведения корреспонденции в целом' и 'скоро интеллигентная барышня в контору для канцелярской работы'. Надо сделать перерыв и все обдумать. Чтобы занять руки и освободить голову, снова села за шитье. Пальцы машинально перебирали обрезки тесьмы, перестукивающиеся деревянные пуговицы и лоскуты ткани, когда я вспомнила про маленький сверток-комплимент. Разноцветные бусины! Решила, что обтяну их тканью и сделаю брошь, а из остатков пальто попробую скроить смену моему чересчур сельскому головному убору. Но это вторично, а сейчас займемся нарядом как ее. 'порядочной, молчаливой, интеллигентной'. Спустя несколько часов, когда я уже начала подумывать об обеде, раздался лёгкий дробный перестук, и в дверной проём проснулась голова Амандин. - Марика, ку-ку! Ведро не дашь? Ты решила шить на дому? Тогда мы точно скоро станем подружками-потаскушками, - засмеялась девица. - Бросай это дело, ни дохода, ни уважения, чтоб ни говорили соседские клушки. Любую швею подозревают в том, что она приторговывает своими прелестями. Лучше давай сразу тебе кавалера приведу, у меня есть один затейник. - Спасибо, не надо! - поспешно остановила дальнейший рассказ о сексуальных предпочтениях очередного знакомого работницы весёлого квартала. - И я шью для себя. - Ха, какие мы щепетильные. Ладно, не моё дело! - но девушка недолго строила из себя оскорблённую в лучших намерениях, женское любопытство взяло верх. - Ну и что же это у тебя? Будет платье или юбка с блузой? - Платье, на блузу нет подходящего материала. Я и так верчусь, как могу. Смотри, - я продемонстрировала сменные воротнички и манжеты, которые выкроила из куска простыни и обрезков тесьмы. - Амандин скривила свой красивый рот. - А ты представь, что мне не мужика завлечь, а работу получить, - вступилась я за свое творение, - в хорошем доме или, например, при лавке. - Тем более надо декольте поглубже. Ни один приказчик женский персонал супружнице набирать не позволит. Это ж одни упырихи будут за прилавком! Ты себе представь! - Куда глубже? С вырезом как у тебя еще до лета околею и согнусь от пневмонии. - Ну, платочком там или шалью прикроешься. А как все живут? В нужный момент ать, - она изобразила что-то вроде цыганочки, поиграв плечами, - и красиво! Посмотрим, - доля разума в критике Амандин была. - А какой длины нижнюю юбку у вас носят? Ты же видела, как я пришла, у нас в глуши щиколотки должны путаться в двух нижних, а тут смотрела на рынке, смотрела, не пойму. - И откуда ты приехала? - голосом полным снисхождения к дремучей деревенщине спросила девица. - Тут кто как может! Кто помоложе - светит ножками, чтоб товар не залёживался, а мамаши вроде тебя - ну да, шипят на всех и прикрывают свои ходули до пят. Ну, ещё южанки разве только отличаются - они подол сзади подкалывают - смотрится здорово. Ну это ты и сама знаешь, ты ж оттуда. - Какая я мамаша?! - Ну, не знаю, не мамаша. Кто ж тебя поймёт, похожа на деревенскую, которая детей оставила с бабкой, а сама в город поддалась. - Нет, не так! А сколько мне дашь лет? - снова закокетничала Амандин, игриво поводя плечиком. Захотелось её уколоть, съехидничать, но я вовремя себя остановила. Что-то я нынче агрессивная, а соседка ничего нового не сказала. И так понятно, у новой знакомой язык, что помело - если и ляпнет, то не со зла, а от отсутствия воспитания и чувства такта, но шебутная девица мне нравилась. Своей легкостью, открытостью и отсутствием запретных тем, тут даже приходилось немного сдерживать ее. Ну, двадцать? - развеселилась девица. - Мне двадцать пять! Мужики тоже пока ведутся, могу и на семнадцать нарядиться. Ну там, гимназисточкой: фартучки-чепчики. Ой, был у меня один старичок, нравилось ему чтоб невинно-непорочно. - Не-не-не, давай без профессиональных секретов. Так на сколько я, по-твоему, тяну? У тебя выражение лица как у моей Мадам, а ей столько, и она вечно об этом всем говорит - 'Мне сорок три, и я похоронила трех мужей, видела в этой жизни всякое, но.' - тут мне стало совсем не до смеха. - Что, не так? Ну, извини, я не знаток женщин, вот мужиков классифицирую на раз! - Мне двадцать семь! Я не сильно-то старше тебя. - Ну, не унывай, относись к этому легче. Хочешь, мы тебе сейчас юбку по колено сделаем, и все издалека будут думать, что тебе четырнадцать? Я в очередной раз оглядела свое платье и решила, что столь радикально менять его не готова, но кое-какие изменения в план все же надо внести. И если сложить мои наблюдения и слова Амандин, то, кажется, удастся сэкономить ткань и даже немного увеличить гардероб. - И чего у тебя такой дубак в комнате? - Амандин зябко повела плечами оглядываясь. - Топлю, просто засиделась. - А пошли ко мне? Есть горячее вино и булка, но с тебя сыр и яйца! Приглашение звучало заманчиво, тем более я хотела задать еще пару вопросов более сведущей в местных нравах горожанке. За кружкой пряного напитка мы просидели часа полтора. За это время я выяснила, что объявления в газете можно квалифицировать на завуалированные предложения о сожительстве (с или без возможной перспективой брака) и честные вакансии. Например, такое: 'Нужна средних лет особа к одинокому по хозяйству' было забраковано Амандин, как явный поиск рабочей лошади и непритязательной постельной грелки по совместительству. Еще несколько вариантов, отобранных мной как перспективные, она посоветовала вычеркнуть, как не подходящие по возрасту. - Нет, на барышню ты уже не тянешь, - после вина я перестала напрягаться на эту тему и даже рассмеялась безапелляционности заявления. Ну, не тяну, так не тяну. Вот так лицо и держи, когда смеешься и не опускаешь подбородок - минус лет пятнадцать. Следующее по списку - 'особа', как раз твой вариант. Если правильно себя подашь, то сойдешь за 'молодую особу'. На тебе что, последние четверть века, ездили? Ты компрессы делаешь? Или притирания? -Угу, вроде того. - Что у нас там. - я зачитала ей несколько строк, - 'дама', но это тебе рано. 'Приличную даму к детям' - это седая нянюшка в чепце и зубами на каминной полке. Хотя если прижмет, можно и так скукожиться, но по мне уж лучше 'к одинокому по хозяйству'. Глядишь, наследство оставит. Только не знаю, как и соваться в приличный дом без рекомендаций? - Ну, тут умельцев хватает, - легко махнула рукой девушка. - Во-первых, можешь написать о прошлых хозяевах, что они де былинки сдували с тебя, такая работница. Проверять будут не каждые, - я покачала головой. - Все понятно. Ну, ты можешь сказать, что недавно овдовела и попросить любого айна написать тебе характеристику. Тут есть один ценитель 'молодых особ', который не за плату, так за ласку всегда готов черкануть пару строк. Хочешь познакомлю? - Амандин, я так не умею. - Ты что и правда из благородных? - фыркнула она. - Сбежавшая от революции аристократка в нужде. Подумать только, как прынцесса из книжки! - Может и не принцесса, но из семьи со строгими правилами, - назовем это так. Много вас таких принципиальных, которым хочется и чистенькими остаться и в тепле жить. Не бывает так! - Поверь, 'чистенькой' мне уже не остаться. И к айну, - я подчеркнула это слово, - я не просто так идти не хочу. В вашей глуши там что, на храмушу управы не было? - Так бы сразу. Чтоб ты знала, подделывать рекомендательные письма подсудное дело. - Да я не об этом. Мне бы хоть какую аттестацию, что, мол, честная, к суду не привлекалась. Я же приезжая, сразу видно, вопросов будет. - Так иди в ратушу. Там быстро проверят, что не привлекалась и вперед! Бумажка такая медяк стоит, дайм не жалко? Они штампуют их каждый день тыщу! Ведь всякому лавочнику нужно. Это было то, что нужно. Воодушевленная и, что немаловажно, сытая, я убежала к своим ниткам, иголкам да булавкам. Итак, завтра утром идем в ратушу, а потом сразу по тем адресам, что мы совместными усилиями выудили. Еще на две вакансии нужно было ответить письменно в редакцию газеты, так как адрес нанимателя сохранялся в тайне. Пометка: купить бумаги и чернил. Ох, траты-траты. Ближе к закату, исколов все пальцы и заработав онемение плеч, шеи и того что пониже от непрерывного сидения над шитьем, я стала хозяйкой шикарного по моим меркам платья. Темно-зеленый плотный материал лифа украсила купленная в галантерейной лавке тесьма, которую я пустила по краю в меру глубокого квадратного декольте. Раньше, как можно догадаться, и такого не было. Из куска полосатой сорочечной ткани я сделала косынку на плечи, которая благоразумно прикрывала все это бесстыдство, а так, когда мне будет и правда сорок три, и я стану зажиточной буржуа, смогу носить рубашечку богатыми кружевами навыпуск. Рукава, истрепанные до невозможности, обрезала в три четверти и украсила той же тесьмой. С подолом обошлась и того круче - укоротив спереди на две с половиной ладони, сзади оттяпала полукругом локоть ткани и подколола на манер южанок. Теперь из-под верхнего платья выглядывала полосатая юбка с крупными пышными складками. Нижняя юбка вообще стала моей гордостью - вместо положенных любой приличной даме Чимена двух белых ситцевых поддев я скроила две двуслойные. Со стороны не отличить, выглядывает кокетливо присборенная полосатая, под ней угадывается вторая, но это лишь два ряда оборок, пришитых к одной основе. Порывшись в обрезках пальто, я выудила из них наименее пострадавшие от непогоды и скроила маленькую шапочку-таблетку. Но венцом всего стала брошка: спелые красно-оранжевые ягоды с черными кисточками сели гроздью на темно-зеленые листки с вышитыми жилками и издалека выглядели живой кистью рябины. Отлично будет смотреться на шляпке или лацкане пальто. И пусть всякие наглые хамы думают себе, что хотят, мне совершенно нет до них дела! Под ногами скользкая от вчерашнего ненастья мостовая, тут и там разбросаны зеркала грязных луж - дождевая вода вымыла нечистоты из самых потаенных закоулков города, и теперь коммунальным службам есть чем заняться. Мой план таков - ратуша, почта и дамский магазин, где требовалась приказчица. Не промочить бы ноги до полудня. Раньше я вряд ли доберусь до своего квартала. Завтрак - кофе и черствый хлеб. Обед - по результатам дня. Во внутреннем кармане пальто, у самого сердца, хрустит плотная бумага конверта. Аккуратным затейливым почерком, ровно, будто по линеечке я вывела ответы на две вакансии: компаньонки, где представилась вдовой аптекаря, а также той самой 'особы для ведения корреспонденции', напустив туману и романтики о причинах отъезда из Антуи. Выглядело роскошно! Другого способа произвести впечатление на потенциального работодателя у меня не будет. Сейчас приложим бумагу о благонадежности, заверенную магом и можно лететь вперед! Именно с такими мыслями я ступила на порог подавляющего своей величественностью и размерами здания ратуши. Красный кирпич стен, мраморный портал входа, белые барельефы эркерных окон, - от всей этой красоты дух захватывало. Точно завороженная, я шла в полумраке колоннады, ведущей в обход просторного зала приемов куда-то в глубину строения. Людей было еще немного, несколько богато одетых купцов беседовали неподалеку от главного входа, два ремесленника уверенно прошествовали мимо меня в сторону арки, где виднелся яркий дневной свет. За ними я и направилась - мой контингент. Но выйти из тени сводов не успела: едва носок моих ботинок коснулся нагретых солнцем плит, как меня оглушило. Последние дни лета выдались сухими, солнечными, на удивление безмятежными, хоть работы было невпроворот: на общинном поле и в саду, на пасеке и сенокосе, на льняном поле за рекой. Да и домашние дела никто не отменял. Крутилась-вертелась Арлин, но как-то все время удавалось найти минутку порадоваться уходящему лету, попрощаться с ним. Мчалась ли по сырой тропинке вдоль поймы, подставляя лицо сладкому ветру, или месила тесто у открытого окна, напевая простую мелодию, запахи и манящие звуки лета везде сопровождали ее. Яблоневым опадом, влажной землёй, песней иволги, шелестом осин и тихим журчанием воды в неглубокой речке. Так они и повстречались с Яношем, когда бежала Арлин босая мимо соснового бора, что на высоком берегу Санмы, улыбаясь тёплым вечерним лучам и вдыхая свежесть светлого леса. Стройные деревья не могли закрыть вида на реку, должно быть, он заметил ее издали, поспешил догнать. Парень будто из-под земли вырос на пути замечтавшейся девушки. Так и до смерти испугать можно! - Прости, Арлин, - ответил он и улыбнулся. Молодой, пригожий, городской зазнайка, который приехал к тетке на лето погостить - раньше даже не поворачивал головы в ее сторону. По имени назвал. Сердце Арлин затрепыхалось маленькой птичкой и полетело навстречу неизведанному. И пошли они по берегу реки, срывая колоски-травинки да полевые цветы, смеясь глупостям и перепрыгивая через коровьи лепёшки. Лишь дойдя до плетеной изгороди на краю деревни, она осознала, как сильно припозднилась - начинало смеркаться и ее наверняка уже давным-давно ждут дома с вопросами. Янош замешкался у ворот. - Ты ведь пойдёшь на праздник урожая? Нынче Сарот, все девки уже лент наткали. - Ты что ли зовёшь меня, Янош? - засмеялась она, но по серьёзному лицу парня поняла, что своим весельем могла его и обидеть. И тихо добавила. Мать сначала было рассердилась на невесть куда запропавшую дочь. Говорил же айн, запечатывая ребенка две весны назад, проблемы будут. Но увидав блаженную улыбку на ее лице, женщина смягчилась. Сама была юницей, плела венки, прыгала через костры и гадала с подругами на суженного. Семнадцать годков девице, тут запирай не запирай - все равно убежит, за подол не поймаешь, к ноге не привяжешь. И дело не в мажьей душе, а в кипящей молодой крови. Нарядилась Арлин в расшитые рубашку да жилетку, вплела в волосы пестрые ленты, да побежала к реке, где уже собиралась молодежь на гулянье. Одну ленту и нашли на песке в ветлах. Бывает, проснешься под утро, хочешь повернуться-потянуться, а тело тебя не слушается, где-то там существуют своей жизнью ноги, руки, но пошевелить онемевшими конечностями не получается - нечего было читать до середины ночи и засыпать во всяких неудобных позах. Но я абсолютно уверена, что тусклый свет, который пробивается сквозь прикрытые веки, это не предрассветные сумерки. И уж точно не засиделась я тихим вечером с томиком классической поэзии. Звон в ушах то переходит в гул торпедоносца, то в ультразвук комариного писка. Противненько подташнивает - опущенная на грудь голова безвольно мотается, все никак не удается ее поднять и осмотреть себя. Фу, чувствую себя, будто перепила какой ядреной сивухи. Я определенно сижу, спина начинает чувствовать твердую опору. Глаза, оказывается, открыты, просто мозг не сразу осознает это. Темнота - это подол моего платья, на который я уставилась и смотрю вот уже какое-то время. Подавив приступы дурноты, я стараюсь глубоко и ровно дышать. Это помогает, взгляд сфокусировался, и в голове появилось место для мыслей. Я сижу на гладко отполированной скамье (аж соскальзывать начинаю) у каменной стены, света чуть, пробивается немного из окошка высоко под потолком. В противоположном конце продолговатой комнаты за огромным столом мужчина в пурпурном кителе, что-то сосредоточено строчит, на меня не смотрит. И все бы хорошо, но между нами решетка. Из горла летит судорожный всхлип. Дышать становится все труднее из-за подступающей паники. Сейчас меня оденут в рубище и кандалы-погремушки да потащат в Храм. Ну, Марика, доскакалась? Думала, самая умная? Когда же ты запомнишь, что вокруг не одни сельские простачки и тупицы. Да теперь уже поздно. - А, пришла в себя? - расслышав шевеление, бросил мужчина. Даже не поднял голову от своих бумаг. - Сейчас побеседуем. Но вставать не торопится. Действительно, куда ему спешить? А мне пока остается лишь жалеть о невозможности хлопнуться в обморок. Как тут-то узнали?! Письмо из Чимена? Айн Кампуа вычислил меня и сдал хозяину? Он же меня в лицо так и не видел. Или его преподобие решил разыскать похитительницу старых простыней. Теоретически - за такое можно и плетей получить. Хватит трястись, успокойся, Марика. Я пытаюсь ущипнуть себя за ладонь, и вроде бы делаю необходимое движение, но ничего не чувствую. В ужасе опускаю глаза на свои руки: они в наручниках, кольца браслетов свободно висят на запястье, и, когда я пробую снова пошевелить пальцами, те остаются недвижимыми. Будто отнялись, будто руки не мои, не слушаются вовсе. Вот так, дорогая, выглядит магия в действии. А ты чего хотела - снопы искр, огненные шары и перезвон серебряных колокольчиков? И теперь главное не описаться. Потому что становится ужас как страшно. Когда тебя спрашивает храмовник, грешна ли ты, всегда можно соврать, а чего ждать от мага, я понятия не имею. Что тут от меня зависит? Да их у нас в деревне отродясь не бывало, балаганные звездочеты не считаются. Ну, раз приезжал один, но эпизод этот столь отдаленный во времени, что и вспоминается с трудом. Тогда вообще все было как во мраке. Неотвратимость кары за собственное скудоумие очевидна. Наверное, ни одно чувство невозможно испытывать постоянно. Боль, страх, они же должны притупляться, правда? Когда я последний раз так боялась? Несколько дней назад? Нет, это было адреналиновое приключение, сумасшедший глупый и непродуманный побег, который удался по чистой случайности. Постоянно так везти не может. Я должна была на чем-то проколоться, рано или поздно. Семь лет держаться и в один миг. Ну что я тут могу сделать? А если он менталист? Вот возьмет сейчас и внушит мне говорить 'правду и только правду'. А если у него встроенный подкожный детектор лжи? Боже, что эти маги вообще умеют?! Ну, почему, почему в доме айна не было книг по магии? Богопротивные писульки и разговоры о них - черные и пачкают душу. А если он меня сейчас на опыты сдаст? Или сразу на костер? Или бесов изгонять? Еще раз я это не выдержу! Успокоиться и не рыдать. Только не истерика, это сейчас не поможет. Надо быть в сознании, чтобы попытаться врать достоверно. Мы же это умеем,? Госпожа Марика? Ведь тоже мастера своего дела, в университетах обучались. Давай по порядку. Если телепат - спрашивать не будет. А вот если допрос, то можно и вывернуться, главное не противоречить. Так, смотреть тупой коровой. Безработная, ищу место, но вот. Господин офицер, что со мной случилось, почему я задержана? Задавайте ваши вопросы, я конечно на них отвечу! Просто вообще ничего не понимаю! Нелепое недоразумение. Откуда приехала? Из соседней провинции, но вообще я много скиталась по дорогам, вы же сами понимаете, когда в отчем доме катастрофа. Черт, кажется, видит все мои недоговорки насквозь. Что привело в ратушу? Да бумагу вот хотела заверить. Разговаривать, перекрикиваясь через всю комнату, очень неловко, поэтому встаю и подхожу ближе. Привлекалась ли? Находилась ли уже под арестом? Ведь стоит мне опять начать недоговаривать, как зададут вопрос в лоб. Он так нехорошо зависает над каждым ответом, будто пробует его. Может и правда детектор? Попробовать соврать? Не привлекались? Ложь отягчает наказание. А за что будет наказание, сейчас разберемся. - Итак, повторю вопрос: привлекалась ли, содержалась ли под арестом, имеешь ли взыскания? - Был арест, - я опустила голову. Чего теперь дергаться? - Когда, кем произведен и где. Причина, - офицер рубит вопросы, а сам даже не смотрит на меня, прислушивается к ответам, сверяется со своим внутренним полиграфом и заносит их в протокол. - Два года назад, сельским храмовником. А где, как бы это описать. - Нет, красотуля, меня эта хмарь не интересует, - тут он впервые поднял голову, но смотрит все равно куда- то в сторону. Разъясняет, будто уже десять раз мне повторил. - Привлекалась ли за противоправные действия магического характера, полицией или городским магом. А как бы я такие действия совершала? - хмурится, прислушивается, но вопрос не повторяет, записывает. Мои глаза привыкли к освещению, звон сошел на нет и, наконец, удается рассмотреть следователя. Или кто он там. Золотые кудри, тонкие, но выразительные черты лица, высокие скулы. Принц с картинки. От него прямо таки веет волшебством сказочных баллад. Не привлекалась. Так, что у нас дальше. Что нарушаем? Ну как, сигнализация сработала на вас, дамочка. Как на человека, находящегося под чарами, хозяина этих чар, ну, или, извините, магического феномена, - тут он скептически задрал изящную соболиную бровь. Я тоже пытаюсь поднять брови, но получается глупое передразнивание. Закончив с протоколами, маг обошел стол и встал у решетки, скрестив руки на груди. - Ну, что там на тебя навесили и кто? Давай, колись. - Н-никто ничего не вешал. Проверять будем? - А это больно? * * * Проверять эту дамочку на предмет чужих навесок - было долго и лениво, опять же протокол строчить потом. За каждый пас и произнесенную формулу приходится отчитываться. Чихнул - протокол, пукнул - протокол. Жизнь мага в комендатуре полна ограничений и условностей. Аура - светит рваными пятнами - тут много намешано. Даже не разобрать, что первично. Вроде ничего активного, это радует, но этот клубок распутывать больше часа, потом описывать, потом. Боже, ну что за день? Где твоя метка в таком случае? - Какая метка? - То есть хочешь сказать, что ты бриллиант, затерянный. Стоге сена, выросший под пологом дремучего леса дивный цветок, неучтенная волшебница? Это проверить проще. Он кинул простое заклинание подпитки, которое должно было, с одной стороны, четче обозначить контуры предыдущих воздействий, в том числе метку мага, если таковая имеется, а с другой стороны, незаметно рассосаться по ауре девицы, смешавшись с ее собственной. Маленькое такое незаметное вливание, практически донорство, которое потом и не опознать. Если бы только задержанная не отключилась. Да что же это такое?! Она что, припадочная? Опять ждать, пока очухается? Ранье Вианкур, вглядывался в скудно освещенный угол камеры - экономят не пойми на чем, как ему осматривать подозреваемую? А если бы это был матерый рецидивист, а не деревенская курица? Да, день штатного мага комендатуры Ранье Альбера Фабиана из славного рода Вианкуров не задался с самого утра. Сначала посыльный с письмом от матушки, где та настоятельно просит его еще раз обдумать кандидатуру Маргариты Фавроль. Да что тут думать? Единственное достоинство - это связи ее отца с 'отнюдь не последними людьми в столице'. Он до сих пор не уяснил, кто эти люди и чем им выгодно знакомство с провинциальным буржуа. Затем его 'обрадовали' дежурством в Ратуше, что означало - сидеть при полном параде в духотище и слушать жалобы штатного мага. Потом этот сигнал, по которому бумаг надо заполнить больше, чем по допросу этой клушки. Его сегодняшний напарник остался проставлять печати на прошениях и договорах, попивая холодный чай с засахаренными лимонами, а он тут разгребай как старший по званию. Ну, что там с ней? Зазвенела связка ключей, скрипнули петли железной двери камеры. Полог, отделяющий допросную от каменного мешка, обдал сухим холодом щеки, кожу защипало. Долго возиться совершенно не хотелось, ситуация вроде бы очевидная. Либо она наводчица в крупной банде - мелкие на магов не тратятся, работают без страховки. Либо какая-нибудь горничная в большом купеческом доме, заколдованная от разбалтывания коммерческих тайн хозяина, да сломавшая печать. И в первом, и во втором случае подлежит передаче в городскую полицию. Со всей сопроводительной документацией. Ранье Вианкур все же был галантным кавалером и дамским угодником, поэтому не стал поливать бездыханную женщину водой прямо из графина. Подхватив подмышки, оттащил ее обратно на скамью, похлопал ее по щекам, окликнул. Без результата. Положил на бледный лоб влажный носовой платок и задумался. Да с чего ее так, прикидывается? Таких нежных в районе Четрыех Цехов редко встретишь. Одежда неновая, но опрятная, без фартука, так что прислужница отпадает. Кожа чистая, чуть загорелая, значит не стоит на улице, работает в доме. Не торговка и не лоточница. Руки обветренные, огрубевшие, в характерных царапинах - швея? Что она там ворует - секреты идеальных стежков? А вот это интересно: немного подсветить, приглядеться получше и становится понятно, что горе-магиня не удержала источник, энергии бесконтрольно плещутся. А говорит 'какая метка'. Ну, месье Вианкур, вам сегодня трижды повезло - дежурство, сигнализация, и вишенка на торте, дикий маг. Странно, что не было заметно сразу, такое обычно бросается в глаза, контуры четкие, однозначные, а там точно марево плыло. Для начала заберем излишки, чтоб дышалось легче, а там расспросим. Такое простое, привычное действие дало совершенно неожиданный эффект, и вот уже сам Ранье сидит побелевший от напряжения, пытаясь усмирить океан внутри. Оглушенный маг оперся о стену, пытаясь наладить контроль над источником. Буря внутри медленно стихала, возвращался в реальность и Ранье. Помутневшими глазами он смотрел на меняющуюся ауру девицы - та снова неровно светила остаточными заклинаниями, не давая и намека на то, что обладательница этой уникальной конфигурации только что влила в мага два его запаса. * * * Откуда-то издалека меня зовет приятный мужской голос. Как в рекламе кокосового рая и шоколадок. Нежно так, по-доброму, как мама по утрам в школу будила. И как тогда, просыпаться совершенно не хочется. Я не выспалась, нет, еще пять минут. Хочется спать, я разбита абсолютно. А сейчас вставать, куда-то идти. Какое 'идти'? Меня же допрашивают! Вот еще меньше хочется просыпаться. Зажмуриться посильнее, заснуть обратно и пока все это не кончится, не открывать глаза. Сквозь ресницы вижу склонившегося надо мной мужчину, это все тот же офицер в веселеньком кителе. У магов, видимо, свой дресс-код. Красивый мужик, да. Томный, аристократичный, холеный - одним словом, роскошный. Пахнет от него сандалом и восточными пряностями, сразу же вспоминаются офицеры английской колониальной армии в крашеных кошенилью карминово-красных мундирах. Небось и палочку свою волшебную, или чем они тут колдуют, надушил. Вот сейчас пригласит на тур вальса, а я сделаю книксен. Будто бы и не могут эти губы брезгливо бросать 'красотуля' и вообще тыкать. Только стихами и только о любви. Кажется, я брежу. - Сударыня, очнитесь! Сиплю в ответ. Не получается соответствовать эстетике этого красавца - рядом с ним видится хрупкая тонкая барышня с тихим голосом и наивным взором. Положим, я тоже некрупная, но красиво падать в обморок, если только это не постановка, целое искусство. Итого, после двукратного вытирания пола собственной персоной не питаю иллюзий на тему внешности и производимого впечатления. Рта касается кромка стакана. Вода вкусная и такая холодная, что зубы сводит. Бодрит лучше его увещеваний. Ладно-ладно, просыпаюсь. - Не вставайте, вам лучше еще немного полежать. - Тогда я засну обратно. - Вы не спали, вы упали в обморок. Такое с вами часто случается? Мужчина сидит рядом со мной на шаткой трехногой табуретке, внимательно вглядывается в лицо и смотрит так участливо. Неужели я так грустно выгляжу, что разжалобила даже сурового следователя? - Да нет, не часто, - прикрываю глаза и отворачиваюсь. Разрешили лежать, спорить не буду. Все равно нет никаких сил поднимать свое бренное тело. Язык еле ворочается, благо сознание не затухает. - Я должен сделать одну манипуляцию - быструю и безболезненную. Поставить маркирующую метку, чтобы в будущем у вас не возникало подобных проблем. Пусть источник ваш и запечатан, но все же тот маг, который осматривал вас в первый раз, должен был поставить отпечаток. Лежу с закрытыми глазами, киваю. Делай, милый, что хочешь. Я на все согласная. В голове царит оглушающая пустота, стерильность, как в операционной. Никаких вариантов действий. Сил нет не только физических, но и моральных, и накатившая обреченность лишает всякой воли. - Совсем другое дело. Как же вы раньше жили? Ну, как-то так. Молчать и кивать. Молчать и кивать. Лучшая тактика. - И источник не беспокоил? - сомнение в голосе. - Ну, бывало. - В чем это выражалось? Блин, молчать и кивать, Марика. Не нарывайся. - Сколько вам лет? - Уже не семнадцать, - печально сообщаю я. - Хорошо, а последние ваши семнадцать лет вы не чувствовали резких перепадов настроения от эйфории до полной апатии, не впадали в состояние фуги. Слепая ярость? Перепады настроения у меня регулярно, раз в месяц, но ведь он не об этом спрашивает? Вы не под заклятием, нет. Но следы есть. Должен повторить вопрос, что на вас лежит? - Господин офицер, - голос плохо слушается на длинных фразах, - я мага видела один раз в жизни. Он тогда в нашей деревне мор отваживал. Негде мне было получить на себя. Цепкий взгляд пробегается по всему телу, руки невольно тянутся прикрыться, кровь приливает к щекам. Тут только соображаю, что все еще скована. Маг недовольно хмурится. А что я могу сделать? Сказать, месье, не смотрите? Чувствую себя как на приеме у мужчины-гинеколога: в данный момент я для него не женщина, а пациент, биоматериал, но неловкость все же присутствует. Интересно, что он там видит? И когда мне надо начинать клясться, что я не ведьма, чудовище или кто-то там еще. - От пальцев правой руки и выше. Плечо, грудь, живот. - Похоже, вы взяли этой рукой артефакт с мощным полем, - он берет мои онемевшие пальчики. Я могу только видеть, но не чувствовать, как он нежно проводит по запястьям, браслеты опадают и кисти рук начинают оживать под мягкими поглаживаниями его ладоней. Это такая тактика допроса? Расслабить, усыпить бдительность, а потом задать провокационный вопрос. Что ж, она работает. Могла бы - вырвала б руки из его клешней, но они все еще плохо слушаются, получается одно дерганье. Да и меня крепко держат. Потом я, конечно, придумаю тысячу едких и колких ответов, но сейчас в состоянии разве что зло стиснуть зубы и сверкать глазами. Застиранные айновы тряпки, что ли, проклятые? - Ну, допустим. Глубже проверять сейчас не буду, - он ослабляет хватку. - Тогда объясните мне, душа моя, где и что вы так опрометчиво схватили? Не лезли же вы под руку мэтру, пока он ворожил. Кто же такое допустит. Не пересекали охранный периметр? Я тогда коснулась камня. -Что за камень? Внутри контура или на периферии? - по моему непонимающему лицу он видимо догадался, что терминология мне не знакома и пояснил проще. - Мага в деревню зовут не по мелочи подработать, так? Мор развеять - многосоставное колдовство, потом в доме, где ворожил. - Хорошо, на пустыре. Так вот, потом же огородили и никого не пускали? - Я по ошибке забрела. Оглянулась - уже поздно было. Ну, с этим разобраться не сложно, - мужчина приободрился. Слушаю его дальше и пытаюсь понять, кто тут сошел с ума. Беседа развивается практически без моего участия, и выводы, которые делает этот Аполлон, заставляют мои глаза округлиться. С этим откатом вам, мол, еще пару лет ходить. Айн-то с тех пор и начал поглядывать? Вы, душечка, схватили себе остаточный след чужого колдовства, рассеяться может только самостоятельно с течением времени. Да уже ничем. Вот когда вы без метки и со следом ворожбы расхаживали - да, странно и подозрительно для надзирающих органов. Ну, не то чтобы совсем на вас это не отразится. Может угнетающе действовать на психику (не зря про депрессивные приступы спрашивал). Бывает, влияет на фертильность, прошу прощения. А если это все падает на благодатную почву расстроенных нервов, то тут уже и до вспышек гнева рукой подать. С вашим источником - особенно опасно. Но, видимо, вовремя вас запечатали. Конечно, жаль, что так сложились обстоятельства, в наше время каждый приличный маг на счету, но что поделаешь, милочка. Я все лежу и киваю, а в голове несется табун мыслей. Видела - раз и то издали. Он меня - вообще сомнительно. И 'встреча' для меня ознаменовалась лишь одним: я поняла, что мои дела гораздо хуже, чем похищение сумасшедшими эко-поселенцами или сектантами, уверовавшими в близкий конец света. Как выразился красавчик, все это легло на 'благодатную почву расстроенных нервов'. Придерживая за локоток, мужчина помогает мне подняться. Теперь, когда неприятное недоразумение разрешилось, буду рад вас видеть ровно через два дня в канцелярии для подписания документов и уплаты штрафа. Теперь вы официально можете. Что я там официально могу - даже не дослушиваю, сознание просто отказывается поверить, что я так легко отделалась. Правда, уточнив сумму штрафа за отсутствие регистрации и 'утерянные' документы, собираюсь лишиться чувств вновь. Откуда у меня такие деньги?! * * * У жарко пылающего камина, на самом краешке глубокого кресла сидит растерянная женщина, комкает в руках газовый шарфик. Это мать потерпевшей. Рядом, положив руку на ее плечо, стоит скорбного вида мужчина, сосредоточенно слушает и кивает. Это дядя, брат недавно почившего мужа дамочки. Выглядит озабоченным. Младший следователь Бекиньи и старший следователь Оберен, будто парные статуэтки на каминной полке, заняли зеркальную позицию. Тактически верно. Играют в плохого и хорошего полицейского. Один будет успокаивать, знакомить с ходом следственных работ, второй недовольно и резко бросать бестактные замечания, раздражая и провоцируя на эмоциональную реакцию. Дядюшка видать тертый калач, вон как напрягся, от него можно получить только общую информацию. Но мать станет послушно оправдываться, выдавая подробности, мелкие детали, такие нужные для раскрытия подобных дел. Люс, мальчишка-стажер, тщательно стенографирует весь разговор. Бекиньи: Я попрошу вас вспомнить, во что могла быть одета девочка. Г-н Густав: Младшая горничная. Берта, кажется, сказала, нет синего платья. За ребенком следила в основном няня, она должна быть в курсе. Бекиньи: Вероятно, накидка и капор или шляпка? Какого цвета и фасона была верхняя одежда? Г-н Густав: Дааа, бежевая. Шляпка - не знаю. Говорю вам, как найдете, спросите няню. Бекиньи: Люс, описание - квартальным. Господин Густав, вы понимаете, что обрисовали достаточно расплывчатую картину и указанная вами особа. М-м Густав: Вчера утром я вплела ей в волосы белую ленту, а она хотела красную. Оберен: Мадам, у нас тут похоже похищение, а вы про кружавчики! А может быть ваша дочь просто сбежала из дома? И в приличных на первый взгляд семьях случается, поверьте! М-м Густав: Ей тринадцать! Оливия никогда не выходила на улицу без гувернантки! Но после полудня та как сквозь землю провалилась. Г-н Густав: Сесиль, помолчи. Девочка правда могла от нее сбежать, и бедняжка Лора ее наверняка сейчас ищет по всем соседкам, сбиваясь с ног. Ты же знаешь, ее поведение. Бекиньи: Мне потребуется список имен и адресов, куда могла пойти ваша дочь. М-м Густав: Да к кому она могла пойти? Анна-Мари, живет за университетским парком или Клоди Шартран на соседней улице, но я уже посылала служанку к обеим. Они в отъезде. Оберен: Няня пропала после полудня - это вы заметили, а дочь вы вообще, когда последний раз видели? Вчера утром между вышивкой и чаем с бисквитом? М-м Густав: Накануне за обедом. К ужину она сказалась больной и не вышла. А сегодня утром. Валентин, а вдруг она еще вчера. О это ужасно! Вы найдете ее? Г-н Густав: Сесиль, что ты такое говоришь? Вчера вечером ее видела Лора, ведь она всегда относит детям молоко на ночь. Утром горничная приносила ей воду для умывания. Нет, показания надо читать все и разом, чтобы видеть мельчайшие нестыковки и расхождения в словах свидетелей. Иначе можно пуститься по ложному следу, потерять драгоценное время. А если стоит вопрос о похищении, то его мало. Сутки на поиск следов, еще сутки на поиск жертвы. Дальше - почти бесполезно. Можно убеждать убитую горем мадам, что скоро объявятся переговорщики, назначат выкуп, но после вчерашнего - убежденности нет никакой. Ребята делают все правильно: описание девочки каждому квартальному, опрос прислуги, лавочников, лоточников и бродяг в округе, потому как от этих родственничков мало чего добьешься. Требуется восстановить события последних дней чуть ли не поминутно. Вот интересно, служанка заявляет, что гувернантка хватилась девочки лишь в одиннадцатом часу. Искала по дому, а потом призналась той, что кажется, барышня пропала. Эта Лора даже не сообщила хозяевам. Испугалась праведного гнева? Если через час не объявится - ее приметы тоже распространить среди постовых. А сколько человек знало, что девочка получила метку? Скорее всего, весь дом. Маленькая мадмуазель достала последнего коридорного своими истериками. Чтобы узнать это, достаточно прислушаться к разговорам на лестнице для слуг или выйти покурить к черному ходу. Тьма и бесы, опять эти мысли! Прочь, прочь! А кто знал, что ее собирались запечатать? Этот жук, господин Густав, даже не собирался просвещать следователей - мадам, поддавшись на манипуляции Оберена, открыла все семейные тайны. В богатых домах девочек по-прежнему редко отдают в колледж, предпочитая домашнее обучение и, конечно, не магии. Потом, выводы потом. Эх, унять бы в себе это неистребимое желание бежать, искать и рыть все самому. Пока он там чаи гонял с милым дедушкой, все самое интересное подчиненные выяснили без него. Второго дня изволили капитан Клебер устроить себе заслуженный отдых: дело сдвинулось с мертвой точки, работа кипит, давеча работали-с аки землеройка. Консультант забил доверху черепушку, так что Ройс отпустил кучера в получасе ходьбы от департамента, чтобы зайти в знакомый ресторанчик и пройтись после ужина - разогнать сон и подумать. Да, сейчас, задним умом он понимал, что к тому моменту все уже было сделано, и Люс мчался через город по его следам. Да, он начальник и должен руководить, а не делать все сам да сам, но к такому сразу не привыкнешь, а перфекционизм та еще заноза. Кто ж сделает все в лучшем виде? Но если честно признаться, хотя бы себе самому, он страшно ревновал ее величество тайну, которая решила открыться не ему, а Бекиньи и Оберену. Ну, и секретарю (как там его) - измена! О, это предвкушение, когда в процессе кропотливой работы, анализа, тщетных попыток понять и осмыслить, ты видишь, что разрозненные поначалу детали встают в определенном, характерном порядке. А у каждого преступления он свой, Ройс знал точно. Признаки сокрытия запрещенного колдовства. Следы взлома защитных печатей и контуров. Остаточные явления отводящих манипуляций. Конечно, он не маг, для фиксации феноменов есть дежурный. Не слишком прыткий и амбициозный, чтоб претендовать в глазах капитана на что-то большее, чем роль сканера. Помнится, в бытность простым следователем посещали его мысли о постоянном напарнике из волшебников,. Нет, восхитительное чувство, когда ты приближаешься к разгадке, делить его с кем-то - выше человеческих сил! Тема перестала быть актуальной. Честолюбивые стремления вознаграждены: есть отдел, руководи, показывай результаты. Хотя нет-нет, да задумаешься, а где жизнь? Так на баб времени не останется, пусть они и сами под ноги падают. В тот злополучный день, когда он впервые пожалел о своем повышении, свидетелем крушения его иллюзий о самоличном уничтожении всякого зла на вверенной территории стала помятого вида девица. Справедливости ради надо отметить, что помял он ее сам, хоть рыжеволосая явно напрашивалась. Он поначалу даже решил, что это новый способ охоты на клиента: отбившись от товарок и конкуренток, крутить хвостом у заведения поприличнее в поисках одинокого месье. Уверенность в этом рассеялась, лишь когда они уже сидели за столиком за чашечкой дымящегося кофе, приглашение на который к его удивлению было снисходительно принято. Не то чтоб он очаровался, но был у Ройса один ма-аленький пунктик. Романтический настрой, влечение, желание, распирающее. Всякие границы, пропадали, когда он видел, как женщина ест. Тут не об изяществе речь, не о манерах, тут об ощущении. Симпатичная вдовушка или белошвейка, развеселая актриска или проститутка с бульвара, - в этот естественный бытовой момент выглядели примерно одинаково. Одинаково отталкивающе. Но эта цыпа (пардон, все же она, скорее всего, чуть приличнее), эта дамочка ела так. Когда маленькая серебряная вилочка подносила к ее губам очередной кусочек десерта, она чуть прикрывала глаза, будто бы жмурясь от удовольствия. Это было неприкрытое наслаждение. Сложным многокомпонентным вкусом, каждым его аккордом, тонким ароматом, дразнящим даже полностью удовлетворенные изысканным ужином рецепторы капитана. И в какой-то момент он поймал себя на мысли, что ему тоже хочется попробовать. Должно быть, хранящие горьковатые нотки черного кофе и сладость карамельной глазури. В общем, не то чтоб он какой эротоман, но определенно собирался после ресторации пригласить ее тут же неподалеку в номера. Кабы не Люс и записка из департамента. * * * Новенькие не подвели, постарались на славу. В четыре руки заполняли начатую капитаном таблицу, стажер подтаскивал новые папки и бутерброды, Гирро, в данную минуту на рабочем месте отсутствующий, сверял все с планом местности. Дымовая завеса (личный пример, говорите?!) красноречиво свидетельствовала, что работали они все эти часы не отрываясь. И кто, спрашивается, прислал экстренный код? Отпустив ребят проветриться, Ройс решил повнимательнее изучить вырисовывавшуюся картину. Несколько минут он напряженно рассматривал полотно, склеенное из двух кусков веселеньких обоев в мелкий цветочек. Затем молча перекатил тележку с папками в свой кабинет и запер дверь на два оборота ключа. Для младших чинов доступ к статистике по серийным преступлениям любого характера закрыт. Хотел все сам? Спокойные лица следователей, удовлетворенных скорее объемом проделанной работы, а не ее результатом, наталкивали на мысль, что те не осознавали масштаба бедствия. Заполняли табличку с бесконечными названиями деревень, которые ничем не отзывались в их памяти - парни были из другой провинции, по квоте. А вот секретарь, наносивший все эти пункты на карту, нашелся в кабинете. Белый и перепуганный. Что парень, осознал величие зла? А нам еще с ним бороться. - Записка ваша? - парень только и смог что кивнуть. - Ее содержимое кто-либо видел? - Люс, вероятно, - охрипшим голосом отозвался Гирро. - Я запечатывал при нем. Мальчик, скорее всего, знает шифр. - Уясните: информация о расследовании закрывается до специального разрешения полицмейстера. Мы, как единственные полностью осведомленные, работаем с архивом до победного. Тут еще кое-что можно выжать. Как будет готов отчет - на стол господину Д'Апре. Не секретарю, не заместителю. Прямо ему в руки. Оберен и Бекиньи переводятся на всю текучку, Люса привлекать только для курьерской необходимости. - Да, господин капитан. - Составить должностную записку об ограничении доступа. Да расслабьтесь вы, Гирро! Как блудница у айна на исповеди, честное слово. Мне нужны ваши мозги, бумажку и машинистка настучать сможет. Выдохните, на вас лица нет. Доложите наблюдения. Обычно такой собранный и бесстрастный, сейчас юноша выглядел потерянным. Оборачиваясь на карту, будто двоечник, забывший свой урок, он все собирался с мыслями. - Начну за вас. По всей провинции пропадают люди. Точнее женщины, девочки, девушки, все с источником. Есть пара странных случаев с мужчинами, но они не полностью вписываются в общую канву. - Фаза источника? - Почти все имели запечатанный источник,. Обработан еще не весь архив, статистическая погрешность. - Цифры подготовите к отчету, сейчас мне интересна общая картина вашими глазами. - Процентов десять точно - активных. То есть определяющим фактором. Ведь мы имеем дело с., - он будто боялся произнести слово вслух, - серией? - Да, - Ройс тяжело вздохнул и перевел глаза на план провинции за спиной Гирро. - Определяющим фактором в таком случае является пол и наличие источника как такового, а не его фаза. Но почему никто не бьет тревогу? Как это не заметили раньше? Как в учебных заведениях не заметили, что количество девушек сократилось? Они не могли не заметить. - В колледж с блоком не идут. А без блока эти десять процентов. Каково говорите общее количество жертв? От услышанного капитану стало не по себе. Дела, поднятые из архивов, рассмотрены еще не все, а цифры настолько нереальны, что впору усомниться в математических способностях секретаря. Если бы не огромное чудовище, змей, спиралью раскручивающийся по карте вокруг Демея. С обычной своей дотошностью помощник оформил это минное поле - вколол булавочку с красными флажками там, где была зафиксирована подозрительное исчезновение обретших источник, и с синим флажком там, где дело считалось раскрытым или некриминальным. Без вести пропавших хватало всегда; лиходеи на городских улицах неистребимы. Да и кто будет особо разыскивать молоденькую жену мясника (Ливия, 21 год), когда всем соседям известно, что тот бил ее смертным боем. Или смазливую вертихвостку, поденщицу (Мирта, 24 года), которая 'рисковала ходить по рукам', то есть только и думала, где юбки свои задрать, да с кем. Но хватало и случаев, когда мотив и круг подозреваемых определить удавалось лишь номинально. Наличие источника у жертвы, конечно, повышало ее виктимность. Барышня нестабильного эмоционального фона, внушаемая и порывистая - такой можно в уши наплести что угодно, всему поверит. Особенно если знать, что говорить. А негодяй знал. Типажи были совершенно разные: скромные пансионерки и мещаночки, представительницы уверенного среднего класса, женщины рабочего сословия, крестьянские девчонки, но ни одной купеческой или знатного происхождения. Ну, положим, торговое сословие свою выгоду знает и ценит, дочерей сразу в колледж отправляет, их оттуда не достать, а вот почему нет случаев в высшем классе? Может, работает не импульсивный маньяк, не псих, а расчетливый, хладнокровный преступник, отлично понимающий, что исчезновение селянки можно замять, но среди благородных этот номер не пройдет, и будет скандал? Кроваво-красный пунктир зажимал в тиски город: знать бы, центр округа отправная точка или цель? Стоит ли и как скоро ждать в гости маньяка? Ройс мрачно всматривался в рубленые контуры владений, плавные изгибы рек, прорисованные черной линией жилки железнодорожной сети. Вот и родной край, чертова проказа его не зацепила. У самого сестры, мало ли. И снова побежали минуты, часы рутинной работы. Гирро продолжил дело следователей, сражаясь с таблицей, которая по настоянию капитана пополнилась несколькими новыми графами. Господин Клебер вступил в схватку с многоголовой гидрой на стене; на его стороне были системный подход и криминальное картографирование. Статистика - королева наук. Можно отправить полк прочесывать пригороды в поисках неизвестного злодея. Если у тебя есть полк и не слишком важен результат. А можно провести предварительное расследование, в камеральных условиях, так сказать. Наметить основные линии, прикинуть подозреваемых и мотивы. Ну, ладно, с этим поспешил, никаких идей, но задаться вопросом: кому это нужно? И еще более интересный: как это не заметили до него? И что происходит с пропавшими? Ни тел, ни личных вещей, ни-че-го. Как растворились в туманном воздухе долины Сорена, которая славится своим мерзким климатом с постоянными дождями, плотной серой дымкой, ну и отвратными дорогами. Что-то еще должно объединять жертв. Должна быть какая-то подсказка. Не может быть такого количества злодеяний без промаха, без свидетелей, без улик и хвостов, которые так или иначе приведут к маньяку. Главное - определить уязвимое место и рыть там. Положим, что одаренный человек, девица идет по городу. Как он ее вычисляет? На лбу же не написано. Расспросил соседей - были бы свидетельства (проверить), айна (вероятно, паству свою они знают, но храмовники опрашиваются на предмет характеристики в каждом подозрительном случае, тот бы тоже сказал, о проявленном интересе подозрительного незнакомца). Или не незнакомец? Нет, пол страны в кузинах быть не может. Значит не подозрительный. Странствующий проповедник? Паломник по местам чудес (сверить карту)? Высокопоставленный сановник, разъезжающий с инспекцией? Или он вообще никого не спрашивал, а просто знает и чует - маг? Плохой расклад. Тут бумажек не оберешься - волокиту разведут прикрывая своих, даже не погружаясь в суть дела, корпоративная этика, то беж круговая порука. Да, у них все фиксируется, вплоть до перечня примененных заклинаний выше первого уровня, но засекречено не хуже плана передвижения его величества. Что наталкивает нас на следующую версию: он просто знает, где достать документы учета этих самых магов. Вот тебе и самые вероятные варианты. Маг, айн или человечек, знакомый с бюрократической системой. Вхожий в систему. А вот это плохо. Потому что сразу становится понятно, почему раньше никто не поднимал кипеж. А еще все эти размышления наводят на возможный мотив: одаренный в качестве барашка на заклание. В какой глуши искать тебя, пастушок, зачем тебе такое стадо? Ответ не заставил себя ждать. Пока растерявший былую прыткость секретарь готовил бумаги к отчету, а капитан размышлял о необходимости командирования гипотетического полка, ну или хотя бы взвода в направлении последних вспышек активности серийника, прибежал посыльный. Из дома вдовы казначея в Аптекарском пропала девочка. * * * Оставив следователей с наказом глубже и тщательнее ковырять душевные раны семьи Густав, Ройс направился в ратушу. Можно было отправить и мальчишку, но капитану требовалось какое-нибудь простое рутинное занятие, чтобы переключиться, отвлечься от стремительно закручивающегося дела, точнее от внушительной стопки дел. Потому как в раздумьях о мотивах и возможностях, все, на кого падал его взор (и даже щупленький Люс), подвергались мысленному анализу - мог/не мог. Карета мерно тряслась по булыжной мостовой, взгляд скользил по занятым и праздным, а в мыслях крутилась одна догадка. 'Сегодня Аврид, - отметил про себя Ройс, проходя через пост дежурного мага. - Мог или не мог? Хотя этот сам выдаст любую бумажку и вещдок на посмотреть, за обещание дармовой выпивки и сыграть партеечку'. Пышнобокий и пышноусый господин маг на вахте преспокойно попивал чай, не помышляя ни о каких маньяках и заговорах. Шумно отпив из стакана, такого холодного, что по его граненым бокам струйками бежали капли (о, ужас, прямо на бумаги!), он подносил ладонь к очередному документу. На секунду задумывался, прислушиваясь к собственным ощущениям, и тянулся к бутерброду с бужениной. Укус, размашистый удар печати и бумажка откладывается в сторону пухлыми жирными пальцами. Тяжелый вздох, глоток прохладительного. - Ааа, здравствуйте, господин капитан. Не ждали вас сегодня. По какому вопросу? - День добрый, Аврид. Мне бы журнал учета и навести кое-какие справки. - Журнал у дежурного. Сегодня месье Вианкур. В должности недавно. Вот и познакомитесь! На обратном пути поболтаем, - подмигнув словоохотливому знакомцу, Ройс устремился знакомыми темными коридорами вглубь здания. На месте мага не оказалось, служка объяснил, что тот в допросной, указав на ступени в полуподвал. Не теряя времени, Ройс двинулся дальше. Но едва рука его коснулась кованой балюстрады, как он получил ощутимый толчок в грудь. Простите, месье, - послышался смутно знакомый голос с южным акцентом. Из тьмы лестничного проема вынырнула растрепанная рыжая головка, той самой аппетитной дамочки из кофейни. Профессиональная память на лица сработала моментально. Пусть и не получалось, хоть убей, вспомнить, что он в ней тогда нашел. Между тем, барышня с проворством опытного щипача исхитрилась просочиться между ним и стеной, и скрылась за поворотом, по-видимому, не признав кавалера. - Интересные у вас агентессы работают, - заявил Ройс, протягивая руку для знакомства. - Вианкур, - ответное рукопожатие крепкое, уверенное. - О ком речь? - Да тут столкнулся на лестнице. - Ах это, - маг поморщился. - Нет, это гражданская. С какой целью интересуетесь? - маг усмехнулся. - Мордашка понравилась? - Вербую агентов, - оскалился Ройс. - С симпатичными мордашками. Для поднятия боевого духа оперуполномоченных. Мужчина громко расхохотался и перевел разговор в рабочее русло. Переместившись для вящего удобства из казематов в скромный, но светлый кабинет, они обеспечили себе комфорт чашечкой хереса. Может за жизнь и не потрепались, не тот тип, но каждый остался доволен беседой. Ройс нашел молодого человека толковым и компетентным. В руки учетные документы, естественно, никто не дал, но они находились в полном порядке, и Вианкур обещал подготовить выписку о командированных за последние год-два. Расспросы о регистрации юных дарований и процедуре блокирования заставили было его напрячься, но Ройс быстро успокоил мага, объяснив свой интерес их внутренним полицейским расследованием. У новенького тоже были вопросы к капитану. Конкретные такие вопросы, сразу видно - не собирается он тут засиживаться. Высоко метит, курс на столицы. Муниципальная служба только кажется престижной, а на самом деле, при отсутствии нужных связей, где ты начал, там ты и закончишь. Видимо осознав этот факт маг, пытался искать пути наступления по иным фронтам. Иначе с чего бы ему расспрашивать о Д'Апре и Де Санже? Милости просим в полицию, дельных кадров всегда не хватает На том и расстались. Месье Вианкур любезно проводил капитана до проходной, и раскланявшись вернулся к себе. - И все же, та рыженька, она не. - вопрос догнал мага уже в дверях. - Недавно запечатана, - бросил тот. - Любите с перчинкой? Женщина должна иметь узду и вожжи. - Всего доброго, господин Клебер. - Всего доброго, мэтр. Поболтав минут десять, как и обещался, с вахтенным, Ройс оглянулся по сторонам и заговорщицки посмотрел на Аврида. - Подкинешь один адресок? * * * Запершись на хлипкий замок и, для пущей надежности, подперев дверь стулом, госпожа Марика посылала небу угрозы вредящие карме. Полностью отдавшись панике, она то бросалась собирать узелок, то сидела прямо на полу и раскачиваясь беззвучно подвывала. Цирк кончился, когда взгляд ее упал на купленный накануне шпик, картошку и дрова. Шесть фальконов! Что, жизнь налаживается? Это в книжке можно встать на фоне закатного марева и поклясться, что больше никогда не будешь голодать. Пропади оно все пропадом! Куда деваться? А в это время, переписывая изящным каллиграфическим почерком из вахтенного журнала данные последней посетительницы себе в ежедневник, Ранье Альбер Фабиан Вианкур размышлял. О многом размышлял. О жизненной несправедливости, заставляющей его идти на низость, о превратностях судьбы, лишившей его всякой надежды на звездное будущее в связи со скромными талантами, о девушке, так вовремя нарисовавшейся на его пути и о том, как ему не понравился интерес грубоватого капитана. А в это время Аврид, завистливо поглядывая на молодого коллегу, думал, что надо бы и себе адресок заиметь. Умелая видать бабенка, огонь, раз про неё уже третий раза спрашивают. Как говорят на родной Скотопрогонной улице, хочешь жить - умей вертеться. А вот Малыш Флико переделал фразу под себя: хочешь есть - спи меньше. Ну и крутись, изворачивайся, может и скопишь деньжат на первый лоток с папиросами. Так уж случилось, не повезло тебе родиться сметливым да рукастым, как старший брат-подмастерье, с каменной задницей, чтоб часами корпеть над очередной колодкой. Зато природа одарила звонким голосом и верным глазом, такого ловкача еще поискать. Малыш Флико знает все типографии в городе, и все дыры в их заборах. Он знает, когда и куда надо пролезть, чтоб получить на десять минут раньше прочего пацанья воняющую краской стопку. И самое важное: пока его конкуренты, столпившись вокруг единственного худо-бедно читающего по складам, разбирают передовицу (чем же зазывать почтеннейшую публику?), он бежит к папаше Тартю. Тонко тренькнет колокольчик над дверью, пахнёт подгоревшим омлетом с кухни, хозяин, как всегда уже за стойкой, поднимет голову от гроссбуха и приветственно кивнет. Флико - парень бесцеремонный, тянет со стола недоеденный бутерброд, а толстяк делает вид, что не заметил этого, ведь он и правда занят. Пробежавшись глазами по первой полосе, чертыхнется или выдаст 'ну, я ж говорил', хлебнет остывающего кофе, перехватит трубку и выдаст самый едкий, самый точный комментарий. Нет, папаше Тартю, а не этим сушеным воблам, надо работать в редакции! Заслышав язвительные и хлесткие фразочки, люди переходят улицу, чтобы купить газету у малыша Флико. 'Как надуть налогового инспектора и прослыть честным гражданином!' Это интереснее чем 'новые поправки к закону о налогообложении физических лиц'. Хотя его работа тоже сродни журналистской. В его кабачок приходят, чтобы узнать и обсудить последние новости, а благодаря Флико, старина Тартю с первым же стаканчиком сидра выдает посетителю интересную тему для беседы. И следующего стаканчика. Но сегодня рабочие у типографии что-то запаздывали. Флико выглянул из своего наблюдательного пункта у самой двери печатного цеха. Вон уже подтягиваются сонные Тюбо и Этьен. Еще терпимо, они работают через две улицы. А время-то идет, и ждать скучно. Только спустя полчаса, когда во дворе типографии собралась целая стайка галчат, одинаково перепачканных черной типографской краской (назовем это профессиональным признаком), из двери вышел незнакомый господин. Типчик был сомнительный, Флико таких не любил. На лице написано - ем детей на завтрак, слишком сладко улыбается, слишком холодно и даже оценивающе смотрит. Может Флико и не знает азбуки, но лица читать умеет: презрительно дернувшиеся уголки губ, испортили месье весь спектакль. - Юные джентльмены, приношу мои извинения. Тираж задержался из-за срочных новостей, и вам придется со всех ног бежать, чтобы успеть к открытию биржи. Но клянусь, вы все сегодня хорошенько заработаете. Бьюсь об заклад - еще до десяти утра прибежите за новой пачкой, а к ланчу и та кончится. Глаза чумазых детей загорелись в предвкушении: шутка ли, такой важный господин, в блестящих сапогах, дорогом форменном пальто, сам им пообещал приличный барыш сегодня. Либо кто-то сдох, либо родился. Но скорее, сдох. Мерный шум печатных станков, слышный даже сквозь толстенные кирпичные стены, усилился - это за спиной мужчины открылась дверь. Рабочие, выстроившись в цепочку, принялись швырять пачки. - А че стряслось? - спросил Тюбо и деловито шмыгнул носом. Дети, оставив чувство настороженности перед любезным месье, подбирались все ближе и ближе к растущей горе газетных пачек. В руках мужчины сверкнуло лезвие, он наклонился и будто лишь коснулся тонкой бечевки, как та лопнула. Мальчишки бросились вперед, отталкивая друг друга локтями. - Скажу словами ваших верных кормильцев, тружеников пера и властелинов мысли, - от распотрошенной пачки и листка не осталось, так что он чиркнул по следующей, и, подхватив верхнюю газетку, раскрыл ее одной рукой. - 'В благородном семействе Густав пропала девочка. Похищение с целью выкупа или кровавый маньяк? Высший свет в ужасе. Полиция бездействует'. - И че правда маньяк или брешут? - дети недоверчиво смотрели на господина. Уж что-что, а достопочтенные семейства им были глубоко безразличны. - Говорят, что полиция темнит. Но больше замалчивать им не удастся. В следующем номере обещали новые подробности. - А может еще кого порешили? - как бы прикидывая выгодность сделки, спросил Этьен. - Найден труп женщины на окраине Ветошного. Опознание назначено на полдень. Предварительно, по описанию похожа на няньку барышни, главная подозреваемая. Если так - следствие в тупике. Пожалуй, сегодня Флико не пойдет к папаше Тартю, надо ковать пока горячо. Не то на его улицу притащится какой-нибудь лихач, а место фартовое. И кажется, он только что придумал свой первый заголовок. Дядька все говорил-говорил, да так, будто сам передовицу набирал, короткими рублеными фразами - бери и кричи любую на улице. Это и настроило мозги на нужный лад, слова сам просились. Каждая посудомойка вверх по Вересковой будет рыдать над потеряшкой. Может и прав старый кабатчик, надо ему податься в редакцию на побегушки, там гляди и выучится, чем черт не шутит. 'Новые трупы в новом номере!' Ступая на путь стресса. Проснувшись с восходом, я так и не нашла в себе сил подняться с постели. Вот уже во дворе гремели ведрами хозяйки, слышно было как по гулкому тупичку процокала лошадь, громыхнул и остановился возок. Хриплый женский голос прикрикнул на кого-то. 'Шатаются тут спозаранку'. Грохот упавшего ведра. И визг собаки. А я все лежала-лежала на кровати под изрядно уменьшившимся пальто и бесцельно пялилась в далекий беленый свод. Считала шляпки гвоздей на широкой потолочной балке. Каждая попытка мыслить конструктивно судорогой сводила пустой желудок. Страх перед голодом и медленной смертью в нищете подкидывал сознанию сочные картинки дальнейшего падения. Вот я стою с протянутой рукой, вот роюсь в объедках на заднем дворе харчевни, а вот и кончина, бесславная, как и вся моя жизнь, от рук такого же люмпена. Чтоб тебя, Марика, и твою беспечность! А теперь еще и растеклась лужей и жалеешь себя? Тебе такое не по карману. А что нам собственно по карману? В три прыжка к столу, в два обратно, на кровать, под теплое одеяло, то есть мультифункциональное пальто. Весна с каждым днем все чаще нежит и балует теплой погодкой, даже вечные ливни Сорена кажутся предвестниками летних гроз, а не отголосками зимнего ненастья. Но в доме не топлено, холодно. Скрестив ноги, устроилась поудобнее инспектировать свое богатство. Четырнадцать фальконов, немного меди, топлива на полторы недели вперед (зачем, зачем я так растранжирилась?), еды - как растянуть. Может быть, это и не повод для праздника, но сумма в тридцать монет - казалось заоблачной, а с этим можно работать! Через два дня платить штраф, через три за квартиру. То есть два дня на поиски недостающих шестнадцати фальконов и еще сутки на поиски двух. Цель ясна, средства достижения - не очень. В любой непонятной ситуации - вари кофе. Надо занять руки - бери меленку. Избежать неловкого молчания - греми посудой. Взять паузу на обдумывание ответа - отвернись к плите и помешивай гущу в джезве. Это священнодействие. Мысли сами собой укладываются, упорядочиваются, а запах бодрит и проясняет разум. Огонь неохотно занимался; наскоро, не дожидаясь пока вода толком согреется, я обтерлась мокрой тряпкой у камина. Дрожала и присвистывала от холода, но желание быстрее смыть запахи камеры и ощущение чужих рук на теле было сильнее меня. Приведя себя в порядок, надела парадную юбку и блузку, так как платье после вчерашних приключений требовало чистки. Вот теперь можно пристроиться в тепле у очага, с ложечкой и прихваткой наготове. В целом вопрос стоит так - платить или не платить. Если подумать, то тридцать фальконов не такая большая сумма за свободу. Да-да, именно свободу - выбора дальнейшей жизни, передвижения по стране, свободу называться своим именем. Ведь эти документы, что лежат сейчас на столе, это настоящие документы! Я не абы кто, а человек с именем и фамилией. Маг оформит меня, 'бриллиант затерянный', как вполне рядовой случай - запечатанную сельскую барышню, которой не до магических авантюр, а мужика бы толкового да справного. Посему глубоконеуважаемый айн Кампуа может закрыть варежку, любым (надеюсь) странностям моей так называемой ауры будет дано правдоподобное объяснение. Подозреваю, храмовник невзлюбил меня по какой-то иной причине, нежели одно только сомнение в чистоте помыслов. Но вот мэтр Бошан ничего такого не высказывал, спокойненько себе жила у него. И даже мои двусмысленные вопросы на тему 'есть ли жизнь на марсе.' И 'отчего люди не летают.' Его не смущали. Я пыталась, как могла, прощупать его на тему знаний по моей проблеме. У нас получилось несколько глубоко философских дискуссий, после которых, правда, он и дал мне доступ в библиотеку. Восхитился жаждой знаний и неженскими темами, которые с такой радостью обсуждала. Самому, поди, было скучно в нашей глуши. Чимен - трясина, затягивает, усыпляет, а господин Бошан человек деятельный, интересующийся. Наверное, далеко бы пошел, кабы не в Чимене сидел, а где-нибудь в столицах. Кстати, и маг теоретически может ответить на некоторые мои вопросы. Ложечка со звоном упала на пол, я промахнулась мимо каминной полки. Боже, Марика, как ты себе это представляешь? 'Господин маг, подскажите, как мне вернуться к маме с папой?' Или лучше: 'Господин маг, а вы не хотите исследовать феномен перемещения людей в пространстве и времени. На моем примере. С последующим возвращением исследуемого объекта на исходное место'. Я человека не знаю, повод завести философскую беседу ноль, разве что поблагодарить за участие и помощь. 'Месье был так вежлив, тонок.' Хотя мне кажется это впитанная с шелковых пеленок галантность к даме, нежели симпатия к бедовой замарашке. Могу ли я такого обаять? Водная гладь некогда помойного ведра четкого представления о моих авантажах не давала, но вот переплести косу точно стоит. Забудь, Марика, забудь. Ну, допустим, я нахожу эти деньги. А ну как маг плохо в темноте посмотрел? Прихожу вся такая красивая, а он возьмет да и углядит во мне что-нибудь новенькое? И все, тю-тю, на цепь. На одном маге свет клином не сошелся. Жила я как-то и без документов шесть лет. Нельзя слишком углубляться только в один путь, надо иметь план Б. А лучше еще и В. Если я решаюсь заплатить, то надо придумывать способ добычи денег, если нет - способ и направление бегства. Для последнего я бы выбрала провинцию поюжнее, не с таким мерзким климатом, как тут в Сорене. Надо узнать, как добраться до городских ворот и откуда ходят почтовые кареты и дилижансы в соседние города. Но пока сосредоточимся на первом варианте, так как убежать успеем всегда. Всегда нужны деньги. Даже нанявшись прачкой или посудомойкой в харчевню, так быстро я состояния не сколочу. И продать нечего, даже девичьей чести. Разве что обратиться к Амандин. * * * - Привет, соседка, - я тихонько просочилась в комнату. - Ну, чего мнешься, заходи. Денег что ль пришла просить, такая робкая? - Нет, не денег, а женского совета. По меркам пташек с бульвара утро было неприлично ранним, так что Амандин возлежала на кровати, прикрыв глаза прохладным компрессом из полотенца. - Ммм, валяй. Тариф - чашка кофе. От тебя так вкусно им пахнет. - Ну, тогда погоди, - я усмехнулась изящной наглости девицы. Этому бы у нее поучиться. - Дома еще осталось. К моему возвращению с кастрюлькой в руках Амандин уже сидела в постели и сладко потягивалась. Пока я искала посуду и разливала еще горячий кофе, она, нащупала ногами потертые туфли-бабуши и, томно виляя бедрами, направилась в свой 'будуар'. Этого громкого названия удостоилась отгороженная деревянной ширмой часть комнаты, где расположился туалетный столик с тазом для умывания и несметным количеством баночек. Стена за ним была оклеена двумя полосами вычурных бордовых обоев, висела фривольная картинка и небольшое зеркало в жестяной раме; света из окна было много, так что все это великолепие мерцало и переливалось, отбрасывая теплые блики на ее лицо. - Здесь я творю красоту, - провозгласила Амандин и царственно опустилась на пуф. Я немного помедлила. В этой убого-роскошной обстановке движения, жесты и даже грубоватая речь соседки изменились на более мягкие и сдержанные. - Я хотела задать вопрос. В вашем деле быстро можно заработать? - Амандин медлила с ответом, а мне все меньше нравилась эта ситуация. Суечусь тут, будто прислуживаю. Закончив умывание, она повернулась ко мне и, склонив голову на бок, серьезно поглядела. - Что, приперло? - Еще не настолько. Нужно пятнадцать фальконов за два дня. - Это называется 'приперли'. - Ой, с этими еще можно договориться, - отмахнулась девица и продолжила утренний туалет. - С полицией хуже, там через одного такие принципиальные, аж противно. Так что не обязательно сразу на бульвар, можно, так сказать, работать индивидуально. Разборчивый тип, - я мялась и краснела, точно школьница. Как же это сложно. И сама прекрасно знаю, насколько 'сильны' мои женские чары, но признаваться в этом. Да еще и не страдающей подобными проблемами, раскрепощенной барышне. - Не уверена, что договорюсь. Поэтому ищу варианты. Я не про бульвар, а скорее. Оставив свои скляночки, Амандин снова повернулась ко мне. Кажется, она полностью осознала свое превосходство. - Милая, а что ты хотела? Наследного принца и шелковые простыни? - Я вообще ничего не хотела. И пока ничего не собираюсь предпринимать. Просто пытаюсь понять, сколько смогу заработать этим путем, - и, выдохнув, спросила. - Скажи мне, сколько я стою? Никогда бы не подумала, что произнесу такое вслух. Обращаясь к малознакомой продажной женщине. Впрочем, мужчине задать такой вопрос меня не заставит и дыба. Есть все же остатки гордости. Пора их, кстати, возрождать из пепла. Порыдали и хватит. - опять эта противная пауза. Сама попросила, Марика, сама. - На улице бешеная конкуренция, лично для тебя фалькон за цвет волос и два за свежесть товара. Но если на улице стоять никак, то дорога тебе в домашние девочки. Это когда снимаешь сама или с веселой подружкой уютное гнездышко, и к вам периодически наведываются приятные господа. Из тех, кто не ищет приключений и нехороших болезней, а приятной компании в располагающей обстановке. Ты же чистенькая? Ответить я ничего не успела, только хлопала глазами от прямолинейности вопроса, что Амандин расценила, видимо, за положительный ответ. - Вот и отлично. Но учти, пятнадцать фальконов - это если очень понравишься. Еще вычти аренду, обстановку и, ясное дело, мое посредничество. Есть над чем подумать, - только и смогла выдавить я. Кто бы сомневался, что на этой дороге меня ждет что-то кроме новых долгов. Смогу или нет? Путаны из меня не получится точно, как бы жизнь не прижала. И этот неприятный разговор (спасибо тебе, Амандин) расставил точки над i. Родилась бы в местных реалиях - не знаю, вероятно. Как я заметила, простые девушки - крестьянки, рабочие, даже вполне приличные горожанки - к этому относились гораздо менее щепетильно. Вдова, достаточно молодая, с руками, растущими из правильного места, - даже не беря в расчет образование, я относилась к категории независимых женщин. Моими товарками были цветочницы, продавщицы шляп, белошвейки и портнихи, театральные билетерши (хотя последние были почти открытыми проститутками) и прочие самостоятельно зарабатывающие на жизнь дамы. Для них было в порядке вещей иметь папика и даже не одного. Классическая схема - тот самый интересный мужчина, который оплачивал квартирку и покупал панталончики, иногда второй для ресторанчиков и третий, для души - студент, адвокат, вдовец, ремесленник, который смиренно ждал, пока его милая нагуляется и надышится свободой (а иногда подкопит денег для укрепления совместного дела) и станет уже его женой. Дамы высшего света и стремящиеся на них походить горожанки из среднего класса на это закатывали глаза, молились и организовывали многочисленные общества по борьбе 'за души погрузившихся в пучину разврата'. Но что нам эти дамы? Вопрос к Амандин не был теоретическим: вдруг на жизненном пути мне попадется достойный мужчина, порядочный человек, внимание которого будет льстить. Замуж я не рвусь, хватит с меня четырех лет батрачества, да и душу открывать как-то боязно. Попробовала раз сельской любви. Но иногда от одиночества хотелось выть в голос. Я плохо разбираюсь в людях, в мужчинах и того хуже. В те годы, когда все набивают шишки и постигают житейскую мудрость, мне пришлось решать другие проблемы. И теперь понять за разностью менталитетов, чего ждать от гипотетического кавалера для меня как лотерея. Остается только повесить ценник. Последнее дело никак не вписывалось в канву банального похищения. Тишина вокруг дома господина Густава нарушалась лишь визитами Бекиньи - ему было велено справляться каждые три часа о подозрительных письмах, объявившихся-таки вымогателях или на худой конец экстрасенсах и жуликах, желающих помочь. Соседи притихли и не высовывали нос на улицу, дети сидели взаперти под бдительным оком затюканных гувернанток, служанки и те не шушукались открыто. А вот за пределами квартала начиналось странное бурление. Агентура донесла, что о деле судачат на каждом перекрестке. Какой-то писака сляпал абсурдный провокационный материальчик во второсортную газету и нате вам, в каждом кабаке мусолят. А он, Ройс, глава расследования, между прочим, еще не читал. Куда, мрак и бесы, смотрит секретарь? Вторые сутки на исходе, время кончается. Никаких зацепок. Никаких улик. Концы в воду. В прямом смысле - сообщения о свеженьком трупе женщины в форменной одежде Ройс ждал уже несколько часов. И совершенно не удивился, когда группа, прочесывающая обводной канал в районе Ветошного, наткнулась на тело. Опознание подтвердило - объявленная в розыск Лора Мерьсе с перерезанным горлом. Свидетелей, естественно, нет. Вскрытие картину не прояснило. Да еще какая-то сволочь сливает информацию. Будто и не он, гроза чернокнижников и лже-экзорцистов, обещался повысить раскрываемость до небес. Вот тебе, князь ярмарочных колдунов, по носу. И в архив не уберешь, не дочка кузнеца пропала. Зато Большое Дело встало на рельсы. Отчет готов и уже лежит на столе у полицмейстера, составлен аккуратный, не слишком подозрительный запрос в ратушу и ждет визы Де Санжа. Они с Д'Апре должны верно оценивать ситуацию и запросить у Директора максимального содействия по линии полиции, тут собственных сил не хватит. Ройс вообще рассчитывал на карт-бланш от Хальца, а если потребуется и ворота городские закрыть, ведь работать надо быстро и четко. Все ниточки ведут в ратушу, как только там почувствуют, что под них копают - начнут заметать следы. Уже сейчас понятно, что работал не одиночка. Самое важное на этот момент - аккуратно, не привлекая внимания, опознать источник информации, разъезжающего по всей округе мага или человечка на генеральных списках тут, в Демее. А дальше по цепочке потянутся прочие связи, сокрыть все - невозможно. Копать ямы для трупов упаришься. К обеду капитан Клебер начал терять терпение. Где крики 'Срочная депеша!' И 'Директор вызывает!' Почему к нему в кабинет не врывается Д'Апре с возгласом 'Чего вы ждете? , что-то случилось? Во втором часу забегал Гирро с корреспонденцией и бумагами на рассмотрение. Уняв свои нервы остывшим чаем, Ройс приступил к разбору почты. Он отбросил в сторону всю несрочную бюрократию и впился глазами в папку 'Межведомственные запросы'. Видимо решили все сделать по-тихому, без лишней шумихи, оно и правильно. Хоть и не так тешит самолюбие. 'Не шустрите, капитан. Мы за вами наблюдаем'. Ройс даже оглянулся. Но переварив смысл написанного на клочке бумаги сообщения, встряхнул головой, отгоняя наваждение. Что за наглость - угрожать! В три шага оказавшись у двери, он рывком распахнул ее: - Гирррро! - но в общей рабочей комнате было, увы, пусто. У всех приличных людей обед, господин трудоголик. - Чтоб вас всех, лодыри! Разъяренным тигром он бросился по коридору в сторону начальственных кабинетов. Я вам покажу - бумажки мне подсовывать! Какого беса я должен сидеть и ждать, когда дело безотлагательное и Д'Апре должен это понимать! Наверняка ушли на пару с Де Санжем в 'Экле' трапезничать. А это что такое? Ройс резко остановился, так как увиденное не вписывалось в его картину мира. - Почему посторонние в служебном помещении? На столе секретаря приемной полицмейстера в непринужденной позе сидел незнакомый господин. Покачивал ногой, со скучающим видом листал журнал регистрации прошений и прихлебывал кофе прямо из секретарской кружки. - Ааа, господин капитан! - он поднял голову и улыбнулся. - Никак получили наше послание? - Какое, к черту. - и тут Ройс запнулся. - Вижу работу мысли на вашем мужественном лице. Не зря мне рекомендовали вас как человека способного слушать и понимать. - Папка - ваших рук дело? - прервал его Ройс. - Молодой человек, даже в стрессовой ситуации не стоит пренебрегать правилами учтивости и перебивать старших. Послушайте, что скажет вам старик. От имени определённого круга лиц мне поручено донести до вашего сведения, что ваши ум, усердие и способности аналитически мыслить оценены по достоинству. В кратчайшие сроки будет подготовлено место полицмейстера, скажем, в Керрисе. - Да что вы!? - Где вам будут оказаны всяческие почести и содействие при переезде на место нового назначения. Компенсация расходов в размере годового жалования. - Невероятная щедрость. Чем буду обязан? Или переезд не состоится по причине травм не совместимых с жизнью? - Ваш скептицизм мне понятен. Приходит странный месье, предлагает непонятно что и непонятно. Позвольте пояснить. - Да уж, будьте любезны. - Своими активными действиями вы можете скомпрометировать неких господ, которые добиваются, поверьте, благородных и нужных этому обществу целей, - Ройс хмыкнул, но незнакомец решил больше не прерываться на вежливые расшаркивания. В голосе появилась сталь, он продолжил. - Мы с вами люди маленькие, но у каждого из нас есть шанс сыграть большую роль в одном важном деле. Мир меняется. И должны меняться и люди. Ваше предыдущее начальство, мессиры Пуллен и Ла Вельже, согласились, что есть еще отдаленные провинции, где пригодятся их знания и опыт. Рекомендую последовать примеру. - То есть непосредственно поучаствовать вы мне даже не предлагаете? А если я обижусь? - Ну что за пансион благородных девиц! Вы что, барышня, обижаться? Мы достаточно знаем вас и наслышаны о вашей лояльности общим принципам правосудия, на которые и сами опираемся. Но ваша негибкость, боюсь, помешает оценить конечную пользу нашего предприятия. - То есть, по-вашему, я должен поверить какому-то проходимцу на слово, все бросить и покинуть город? Какие у меня основания вам верить? Может быть, вы просто сумасшедший с улицы, зашли наудачу и городите тут не пойми? Никакой конкретики, все ваши слова - пустой пшик. - Официальное назначение по министерскому каналу будет вам убедительным доказательством? Я не собираюсь долго с вами препираться, вы сами в ближайшее время все увидите. - А если нет? - А если нет, то шумиха вокруг исчезновения одной маленькой девочки покажется вам игрой в поддавки. Но время, время, господин Клебер. Должен откланяться. Месье поднялся со стола, и, подхватив пальто и шляпу сделал шаг в сторону. - А с чего вы взяли, что я вас сейчас отпущу на все четыре стороны, а не двину как следует да и допрошу по всем правилам наших казематов? Седой господин лишь пожал плечами, а потом над дверным косяком за спиной Ройса что-то щелкнуло, раздался резкий оглушающий хлопок, и комнату заволокло дымом. Полностью дезориентированный капитан мог лишь шарить руками по полу в поисках выхода. Выбравшись в коридор он привалился к стене и попытался откашляться. Массивная дверь висела на одной петле, щепки разлетелись по всей приемной и, поведя плечами, Ройс понял, что часть из них породнилась с его спиной. Стали подтягиваться встревоженные люди, девицы-машинистки испуганно выглядывали из своих кабинетиков. Нет, постойте, мы еще не закончили! На еле гнущихся ногах Ройс бросился вниз по лестнице, вниз на проходную. Еще один хлопок - кажется со стороны его отдела. - Пожилой мужчина, серый сюртук и траурная ленточка, бежевое пальто и черная шляпа-котелок. С кем прошел? - Никак не скажу! Только сменился. Ройс рывком открыл дверь департамента, горящее и зудящее лицо приятно обдало прохладным ветром, но вот в глазах будто бы потемнело. По улице медленно двигалась похоронная процессия. * * * Из дома вышла с решительностью бронепоезда, но пока плутала по незнакомому городу в поисках почты, сдулась в серую мышь. 'Какие письма?' - думала я, опуская конверты в ящик. Куда ты рыпаешься? Разве не было понятно, что все дороги тут ведут в одно место. Амандин обрисовала перспективы в первый же вечер. Редкая барышня не подрабатывает. Смешная ты, Марика. Прыгаешь и кочевряжишься. Я воспитана иначе. Ну-ну, как же. Начиталась про то, как юные девицы устраиваются гувернантками и выходят за хозяина имения, а в реальности мечутся по городу месяцок и на панель. Уже изрядно поголодав и померзнув. Не жалеть себя и не опускать руки! То время ушло - тебе не девятнадцать и ты не запуганная лесными блужданиями девчонка. Итак, сутки на поиски приличного места, а потом иду в горничные, прачки, посудомойки. По крайней мере, пытаюсь: если дом не слишком приличный, могут взять и без рекомендаций. Да хоть пешком с обозом цыган - вернусь в деревню, напрошусь в поденщицы, батрачки, кем угодно. Буду стучаться в каждую дверь, душу выну, своего добьюсь. Ну, кто тут давал объявление? Четыре часа времени потребовалось для того, чтобы пошатнуть уверенность в солнечном будущем. Я не пропустила ни одной, даже в целом сомнительной вакансии. А вдруг Амандин ошиблась? Но нет, большей частью все было, как она и предрекала: маслеными глазами смотрел на меня старичок адвокат, гаденько улыбался хозяин табачной лавки, только отставной майор честно признался, что ищет душевной компании с добронравной хохотушкой. На юге все еще неспокойно? Нет, место уже отдано. Сударыня, располагаете ли вы стартовым капиталом для ведения совместного дела? Госпожа, без детей, вдова. Приходите вечером. Еще не отчаявшись, но в эту минуту готовая горло перегрызть за очередное предложение составить протекци.
0 Comments
Leave a Reply. |
AuthorWrite something about yourself. No need to be fancy, just an overview. ArchivesCategories |